Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Л"

1. Золотая роза. Белая ночь

Входимость: 1. Размер: 15кб.

Часть текста: миновал пароход и ушел по водной глади в прозрачный сумрак, где висела луна. Я не знаю, как назвать томительный свет белой ночи? Загадочным? Или магическим? Эти ночи всегда кажутся мне чрезмерной щедростью природы - столько в них бледного воздуха и призрачного блеска фольги и серебра. Человек не может примириться с неизбежным исчезновением этой красоты, этих очарованных ночей. Поэтому, должно быть, белые ночи и вызывают своей непрочностью легкую печаль, как все прекрасное, когда оно обречено жить недолго. Я впервые ехал на север, но все казалось мне здесь знакомым, особенно груды белой черемухи, отцветавшей в ту позднюю весну в заглохших садах. Много этой холодной и пахучей черемухи было в Вознесенье. Никто здесь ее не обрывал и не ставил на столы в кувшинах. Может быть, потому, что она уже осыпалась. Я ехал в Петрозаводск. В то время Алексей Максимович Горький задумал издавать серию книг под рубрикой "История фабрик и заводов". К этому делу он привлек многих писателей, причем было решено работать бригадами, - тогда это слово впервые появилось в литературе. Горький предложил мне на выбор несколько заводов. Я остановился на старинном Петровском заводе в Петрозаводске. Он был основан Петром Первым и существовал сначала как завод пушечный и якорный, потом занимался бронзовым литьем, а после революции перешел на изготовление дорожных машин. От бригадной работы я отказался. Я был уверен тогда (как и сейчас), что есть области человеческой деятельности, где артельная работа просто немыслима, в особенности работа над книгой. В лучшем случае может получиться собрание разнородных очерков, а не цельная книга. В ней же, по-моему, несмотря на ...

2. Повесть о лесах. Разговоры за чайным столом

Входимость: 1. Размер: 19кб.

Часть текста: небо. Он не обратил на поезд никакого внимания. Позади пастуха поднимались крутые бугры, а на них врассыпную стояли дома. Почти все дома были одинаковые: первый этаж кирпичный, а второй деревянный. За кружевными занавесками цвели в вазонах комнатные цветы. Протертые стекла блестели от солнца. Недаром про этот городок ходила поговорка: "Ливны своими хоромами дивны". Городские хозяйки изо всех сил поддерживали чистоту в домах. Они гордились этим перед жительницами пригородной Стрелецкой слободы. В слободе ни порядка, ни чистоты спокон веков не было. Слободские всегда жили "по-цыгански". Городок показался Коле после жизни в Ленинграде очень маленьким, чуть выцветшим, но воздух был чистый, яркий, и далеко были видны из окон вагона золотые подсолнухи в огородах. На вокзале, где слободские женщины набивались с вишней-скороспелкой и солеными огурцами, Колю встретила мать, Нина Порфирьевна, седая, решительная, в пенсне. Доктора Нину Порфирьевну знал не только весь город, но и весь район. Многим великовозрастным людям она, по старой привычке, говорила "ты", так как лечила их еще в те времена, когда они были совсем "клопами" - мальчишками и девчонками. Нина Порфирьевна крепко поцеловала...

3. Соль земли

Входимость: 1. Размер: 99кб.

Часть текста: осиновая листва. Мохнатые безрогие коровы гремели колоколами в поредевших чащах. Вместо черноземных деревень, вросших в землю, среди полян подымались погосты, рубленные из корабельной сосны. Мы углублялись на север. Под Вяткой в поезд влезла бригада кондукторов – кряжистых карликов с круглыми русыми бородами и лесными зелеными глазами. Они окали и бегали по вагонам тяжело и мягко, как медведи. Хвоя лилась за окнами темной рекой. Гудок пропадал в лесах. Казалось, паровоз кричал, боясь заблудиться. В этих лесных пустошах, в Котельниче, где угрюмая река пахла снегами и над ней висела рыжая луна, мой сосед, профессор химии, рассказал необыкновенную историю, как Преображенскому надоело открывать северные богатства. Профессор сидел в темноте с закрытыми глазами. Лупа освещала его редкие желтые волосы и пухлые руки. – Дело в том, – промолвил он сонно, – дело, собственно, в том, что соль на Верхней Каме – так называемую «пермянку» – начали добывать еще во времена Ивана Грозного. Местность эта издревле гремела солью. Там и названия соленые – Соликамск, Усолье, Сысольск. Весь тот край отдали во владение купцам Строгановым, – между прочим, прекрасный пример феодализма, прямо просится в хрестоматию. Соль варили в бревенчатых варницах и везли обозами во все углы Московского государства. Это дело давнишнее. А вот недавно профессор Преображенский был послан в Соликамск обследовать тамошние соляные месторождения. – Забавный город, – вздохнул химик и заглянул в окно. Луна блеснула глухим пламенем в болоте и медленным метеором ворвалась в частый ельник. Она не отставала от поезда ни на шаг. – Замечательный город, особенно зимой. Средневековые соборы, старики в голубых поддевках, снега да изразцовые печки. В этом сонливом городишке Преображенский заложил первую буровую скважину. Результаты получились неслыханные. Вот, ...

4. Книга о жизни. Далекие годы. Корчма на Брагинке

Входимость: 1. Размер: 42кб.

Часть текста: человеку! Скиньте меня на берег. Отсюда до моего села версты не будет. - Ты что, смеешься? - спросил капитан.- Своего носа не видать, а я буду притыкаться к берегу, бить из-за тебя пароход! - Нету мне смысла смеяться,- ответил старик.- Вот туточки за горой и мое село,- он показал в темноту.- Скиньте! Будьте ласковы! - Терентий,- спросил капитан рулевого, делая вид, что не слушает старика,- ты что-нибудь видишь? - Своего рукава не вижу,- мрачно проворчал рулевой.- Темнотюга проклятая! На слух веду. - Покалечим пароход! - вздохнул капитан. - Ничего с вашей чертопхайкой не сделается! - сердито пробормотал старик.- Тоже мне капитаны! Вам в Лоеве грушами торговать, а не пароходы водить по Днепру! Ну? Скинете или нет? - Поговори у меня! - И поговорю! - сварливо ответил старик.- Где это слыхано, чтобы завозить пассажиров до самых Теремцов! - Да пойми ты,- жалобно закричал капитан,- что ни черта же не видно! Где я пристану? Ну, где? - Да ось тут, против яра! - Старик снова показал в кромешную темноту.- Ось тут! Давайте я стану коло лоцмана и буду ему указывать. - Знаешь что? - сказал капитан.- Катись ты на кутью к чертовой бабушке! - Ага! - воскликнул старик с торжеством.- Значит, отказываете? Так? - Да! Отказываю! - Значит, вам безынтересно, что я поспешаю на свадьбу до своей дочки? Вам это безынтересно. Вы старого человека угнетаете! - Какое мне дело до твоей дочки! - А до Андрея Гона вам есть дело? - вдруг тихо и грозно спросил старик.- С Андреем Гоном вы еще не здоровкались?...

5. Дым отчечества. Часть вторая. Главы 7-8

Входимость: 1. Размер: 17кб.

Часть текста: Очевидно, дело не в подыскивании слов, а в его, Швейцера, состоянии. Форма подчинялась его мыслям, его увлечению. Слова сами собой ложились в том порядке, который сейчас был единственно нужен. "Похоже на колдовство", - подумал Швейцер. В этой послушности простых слов было нечто классическое. Что может быть проще пушкинской строки: "Как привидение, над рощею свинцовой луна туманная взошла"? Но теперь Швейцеру было совершенно понятно, что прелесть этих слов не только в их ясности, но и в том, что неведомой силой эти слова соединились так, что неизбежно вызывали у него, Швейцера, ощущение глухой тишины. Эти слова обладали большой впечатляющей властью. Швейцеру чудилась облетевшая роща, свинцовая от первого мороза, сухой осиновый лист, падающий к ногам. Во всем этом заключались необычайная грусть, много воспоминаний, много одиночества и любви. Шумит мерзлая трава, а ночь тревожит память о прошлом. И вместе с тем жизнь кажется освеженной и прекрасной. Все это колдовство носило на языке ученых скучнейший термин - "подтекст". Швейцер вскочил, прошелся по комнате и выругался. Слюнявое воображение! Подтекст! Он остановился у открытого окна. Шел дождь, шумел в кустах, брызгал на подоконник. Земля пахла таинственными запахами ненастной ночи. За Соротью в темной деревушке выла собака. Швейцер накинул пальто, вышел в парк. В полосе света, падающей из соседнего окна, из комнаты Марии Прохоровны, было видно, что дождь идет частый, грибной. Мария Прохоровна сидела у окна, курила. Она окликнула Швейцера и пожаловалась, что ей не спится. - С чего бы это? - спросил Швейцер. - Жизнь моя, Семен Львович, - ответила Мария Прохоровна, - удивительно глупая. Поверите ли, я с детства красавицей была....