Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "A"
Список лучших слов
Несколько случайно найденных страниц
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Часть текста: но с возрастом поняли, что это действительно так. - Мы,- говорил Шульгин,- держим в своей памяти века. Вся история мира, воображение, человеческая мысль - все это хранится в памяти и заставляет работать наш разум. Если бы не было памяти, мы бы жили, как слепые кроты. Для писателя память - это почти все. Она не только хранит накопленный материал. Она задерживает, как волшебное сито, все самое ценное. Пыль и труха просыпаются и уносятся ветром, а на поверхности остается золотой песок. Из него и надлежит, по всей видимости, создавать произведения искусства. Заговорил я о записных книжках не случайно. Несколько лет назад мне дали прочесть записную книжку одного умершего писателя. Я начал читать ее и убедился, что это были не отдельные короткие записи, как это всегда бывает в записных книжках и дневниках, а довольно связное описание неизвестного приморского города. Ниже я постараюсь воспроизвести это описание с возможной точностью. Чем дальше я читал эту записную книжку, тем яснее проступали в памяти позабытые краски и запахи, какие-то знакомые места. Но я не мог сразу вспомнить, где я видел эти места и когда это было. Они выступали, как из тумана или из давнего сна, который стараешься восстановить по кускам, как склеивают разбитую статую. Что же было в этих записях? Прежде всего было точное описание деревьев и цветов акации. "Цветы эти тронуты желтоватым и розовым налетом и кажутся чуть подсохшими. Тень перистых акациевых листьев падает на белые стены и колеблется даже от незаметного ветра. Достаточно взглянуть на эту живую тень, чтобы понять, что ты - на юге и невдалеке от моря. Когда акация...
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Часть текста: блеск и, вильнув хвостом, исчезал. Ощущение таинственности возникает от ожидания неизвестного и не совсем обыкновенного. А густота и высота зарослей вокруг озерца заставляли думать, что в них непременно скрывается что-нибудь до сих пор невиданное: или стрекоза с красными крыльями, или синяя божья коровка в белую крапинку, или ядовитый цветок лоха с полым сочным стволом толщиной в человеческую руку. И все это действительно там было, в том числе и огромные желтые ирисы с мечевидными листьями. Они отражались в воде, и почему-то вокруг этого отражения всегда стоял!» толпами, как булавки, притянутые магнитом, серебряные мальки. В луГах было совсем пусто. До покоса еще оставалось недели две. Издали я заметил маленького мальчика в выцветшей и явно большой на него артиллерийской фуражке. Он держал под уздцы гнедого коня и что-то кричал. Конь дергал головой и отмахивался от мальчика, как от слепня, жестким хвостом. – Дяденькя-я-я! – кричал мальчик. – А, дяденькя-я-я! Подь сюда! Это был требовательный крик о помощи. Я свернул с дороги и подошел к мальчику. – Дяденькя, – сказал он, смело глядя на меня серыми умоляющими глазами. – Подсади меня на мерина, а то я сам не могу. – А ты чей? – спросил я. – Аптекарский я, – ответил мальчик. Я знал, что у нашего сельского аптекаря Дмитрия Сергеевича детей нет, и...
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Часть текста: оловянным небом и шелестом не успевшей облететь, но уже подмерзшей листвы. В такие дни у меня часто бывали головные боли. Тогда я не ходил в гимназию, оставался у себя в каморке в Диком переулке, лежал, закутав голову, и старался не стонать, чтобы не беспокоить пани Козловскую. Я согревался, и боль постепенно утихала. Тогда я начинал читать, не вставая, желтые книжки "Универсальной библиотеки". Трещал огонь в печах. В маленькой квартире было тихо. Изредка за окном пролетал робкий снежок. После недавней боли голова была очень свежей, и все казалось мне хорошим - и цвет сизого неба, и дымок поленьев, и снег, прилипший к стеклу. Вот в такой день дани Козловская открыла дверь на звонок почтальона, взяла газету, охнула и засеменила ко мне в комнату. - Костик,- сказала она,- несчастье с графом Толстым! Я вскочил, выхватил у нее газету, пахнувшую керосином, и начал читать первые телеграммы об уходе Толстого. Пани Козловская с испугом смотрела на меня и повторяла: - Боже, спаси его! Боже, спаси его! Я тотчас оделся, натянул шинель и вышел на улицу. Мне казалось, что все в городе должно было сразу перемениться с той минуты, когда пришло ошеломляющее известие. Но все было по-старому. Ехали ломовики с дровами, дребезжал вагон старой киевской конки, гуляли с гувернантками дети. Я не выдержал и пошел в гимназию. На всех партах валялись газеты. Наш классный наставник латинист Субоч опоздал на урок. Этого с ним никогда не бывало. Он вошел, опустился на стул, снял пенсне и долго сидел, сгорбившись, глядя за окно подслеповатыми выпуклыми глазами. Он как будто чего-то ждал. Потом он сказал мне: - Сходите, голубчик, к редакции "Киевской мысли". Там вывешиваются последние телеграммы. Узнайте. Мы будем ждать. Эго было неслыханно в истории нашего класса. Но сейчас все отнеслись к этому, как к естественному явлению. Я встал и вышел. В коридоре меня поймал Платон Федорович. - Вы куда? - грозно спросил он и загородил мне дорогу. Я ответил. Платон Федорович наклонил голову...