Царев М.: О любимых писать трудно

О ЛЮБИМЫХ ПИСАТЬ ТРУДНО

О великих людях хороших пьес написано у нас мало. Видимо, слишком трудна задача — писать о великих. Тем более трудно писать о таком человеке, как Пушкин. О зачинателе новой истории русской литературы, о светлом гении нашего народа, характер, все существо которого настолько многогранны, так необыкновенно богаты!

Впрочем, написано пьес о Пушкине много. Но мало тех, кто смог постичь великий образ. Можно вспомнить лишь пьесу, где сам Пушкин на сцене не появляется, — «Последние дни» Михаила Булгакова, созданную приемом интересным и необыкновенно деликатным в отношении личности поэта.

По своей художественной силе приближается к ней и пьеса Константина Паустовского «Наш современник».

— увы! — уже нет на свете...

Когда в сорок восьмом году Малый театр обратился к Паустовскому с просьбой написать пьесу о Пушкине, Константин Георгиевич принял это предложение не без колебаний.

«Нам трудно писать о любимых. В наших глазах любимый человек несколько приподнят над действительностью. Говоря о любимом, мы невольно сообщаем ему самому эти черты нашего преклонения перед ним и тем самым, в известной мере, отрываем образ любимого человека от реальности, — писал он позже в своих записках. — В пьесе о Пушкине этого надо было избежать во что бы то ни стало. Грубо говоря, это была бы уже авторская отсебятина, приписанная Пушкину. Это был бы Пушкин, искаженный субъективным отношением к нему и тем самым, конечно, обедненный. Я не могу перечислить здесь всех трудностей, которые возникли в работе над пьесой о Пушкине. Одно я знаю твердо: пушкинская жизнь была под силу только ему одному. Только сам Пушкин мог бы написать о себе. А все, что пишем мы, его потомки, — только слабая наша дань поэту, только попытки — более или менее удачные — воссоздать его образ. И второе, что я считаю совершенно непреложным для каждого, кто пишет о Пушкине, — это строгая взволнованность автора, не переходящая, конечно, в аффектацию, это эмоциональное восприятие Пушкина, порыв...»

Тем не менее в начале сорок девятого года пьеса была готова. В марте состоялась ее читка в коллективе Малого театра.

Паустовский признавался, что шел на эту читку со страхом. По прежнему своему опыту работы с театрами он «ждал утомительных и неясных разговоров о таинственных законах сцены, доступных только посвященным, о «дожатых и недожатых образах» и о том, что «вам надо еще несколько раз попить водочки с вашими героями», о драматической кульминации и каденции, об остранении и о всем том полузаумном и подчас формалистическом мусоре, которым любят блеснуть иные велеречивые режиссеры».

полное понимание и конкретность разговоров.

Самая же главная помощь со стороны театра состояла в том, говорил Паустовский, что он, как автор, знал и чувствовал заочную, если можно так выразиться, любовь всего театра к теме пьесы. Любовь к Пушкину переключилась на работу о нем, и это очень обязывало.

... Шли поиски, шла работа над текстом.

«Меня спрашивали, вернее, допрашивали, — шутил Паустовский, — о биографии действующих лиц. Казалось бы, зачем актеру знать биографию действующего лица, которое произносит на сцене две-три фразы? Но это было правильно, это была настоящая творческая работа».

Пьеса «Наш современник» охватывает сравнительно небольшой период из жизни поэта: пребывание его в двух ссылках — в Одессе и в Михайловском. В ней нет никаких особенно новых открытий в биографии Пушкина. По большой мастер русского слова Паустовский сумел живо воссоздать несколько картин жизни Александра Сергеевича Пушкина. И это уже немало!..

Атмосфера, обстановка и настроение поэта в Одессе и Михайловском различны. В Одессе Пушкин находится в светском обществе. Он — блестящий, озорной, увлекающийся женщинами, в частности Воронцовой, вследствие чего становятся напряженными его взаимоотношения с ее мужем, генерал-губернатором Новороссийска. В Михайловском поэт живет в уединении, много пишет и проводит свое время главным образом в обществе няни Арины Родионовны. И тем особенно ценна эта часть пьесы, что в ней есть сцена, где Пушкин предстает в окружении самых различных лиц, — картина в трактире у Святогорского монастыря, на мой взгляд, одна из самых интересных картин в пьесе и, как мне кажется, наиболее удачная в спектакле. Ряд актеров Малого театра — А. Сашин-Никольский, А. Грузинский, С. Чернышов, А. Смирнов и другие — с необыкновенной проникновенностью исполняли роли людей из народа. Художником Юрием Пименовым была хорошо угадана атмосфера действия, суть которого в общении Пушкина с народом.

В каждой роли, независимо от ее масштабов, выход актера на сцену всегда сопровождается волнением, хорошим волнением: как воспримет зритель твою новую работу? Что же касается роли Пушкина, то волнение необыкновенно усиливается тем, что роль эта не подходит ни под какое привычное актерское амплуа. Настолько Пушкин своеобразен в гранях своего характера, в поступках, в отношении к людям. Легко возбуждающийся, пламенный, ума острого, пытливого, глубочайшего. В нем бездна лиризма, и вместе с тем он философ. Одним словом — гений.

Как выразить все это?

— как воспримут зрители первое появление Пушкина на сцене? Внешний облик, манера говорить, его необыкновенное расположение к людям, с которыми он встречается. Все это налагало на меня, как исполнителя роли Пушкина, огромную ответственность. Пожалуй, ни одну роль я не готовил с таким волнением, ни в одной роли не готовился так к каждому спектаклю.

Приглашали мы специального гримера. Сперва я делал точный грим по маске Пушкина, которой мы пользовались для воссоздания верного внешнего облика, вплоть до формы головы. Потом от некоторых деталей пришлось отказаться, потому что наклейки, особенно на губах, несмотря на то что они были искусно сделаны гримером А. Анджаном, все-таки затрудняли естественность речи.

Поиски продолжались вплоть до генеральной репетиции. И на всем протяжении работы над спектаклем в них принимал участие сам Паустовский. Он делал в очень скромной манере весьма ценные замечания как режиссерам (ставил спектакль К. Зубов, помогали ему В. Цыганков и Е. Страдомская), так и актерам, вникал во все частности.

Репетиционный процесс увлек писателя. «На репетициях, — говорил он, — нельзя бывать безнаказанно. С каждым днем ты чувствуешь, что все больше и больше попадаешь под власть, под обаяние театра, чувствуешь, что еще немного — и ты пропал, ты уже не сможешь вернуться к прежней мирной жизни.

— заглушенная музыка, вторящая двадцать раз одно и то же, стук молотков, сказанная внезапно и нараспев пушкинская строфа, перемена света — то лунного, то золотого, вопли художника и режиссеров, схватки на сцене из-за каждой мелочи (например, как зажигали при Пушкине свечи или какой формы были бутылки от шампанского «Клико»), путаница современных и пушкинских костюмов, шум морского прибоя, запах красок — все это создает приподнятое состояние, как будто присутствуешь в комнате у великого сказочника, вроде Андерсена, когда он, соединяя реальность и фантазию, создает свои умные сказки».

Так воспринимал автор пьесы атмосферу нашей работы. Должен сказать, что и я тоже вспоминаю те дни с особым чувством.

Не могу и сейчас без волнения вспоминать о том, с какой любовью играли роль Арины Родионовны две наши прославленные актрисы — Варвара Николаевна Рыжова и Евдокия Дмитриевна Турчанинова. Рыжова до того вживалась в образ Арины Родионовны, что в антрактах во время спектакля и даже после него называла меня «мой Сашенька».

«Наш современник» имел большое гражданское звучание. Такой, например, эпизод, как приезд Пущина в Михайловское (Пущина хорошо играл Н. Рыжов), свидетельствовал о связи Пушкина с декабристами. В спектакле ясна была мысль, что все лучшие представители русской интеллигенции, русского парода и сам народ необычайно ценили Пушкина и понимали значение его в жизни России. С другой стороны, фигура настоятеля Святогорского монастыря, которому было поручено следить за жизнью Пушкина, за теми людьми, которые его посещают, напоминала о тех сложных условиях, в которых жил Пушкин.

... Впоследствии я встречался с Константином Георгиевичем несколько раз в более грустных обстоятельствах, когда мы отдыхали вместе с ним в одном из подмосковных санаториев. Зрение его тогда очень ослабело, и он лишь по голосу узнавал меня. Мы беседовали с ним о современной литературе и советском театре... Он всегда с нежностью вспоминал время совместной работы над пьесой «Наш современник» в Малом театре.