То самое море
(Жизнь Паустовского в Приазовье)
В особом представлении этот поистине замечательный писатель не нуждается - его творчество давно уже пользуется прочной популярностью у миллионов читателей и любимо ими.
В его книгах есть и романтика, и приключения, и война, и мир. Волшебство его произведений в том, что все слова вроде совершенно обыкновенные и сюжеты без всяких затей, а читателю невозможно оторваться от этой прозы - прозрачной, лиричной, иногда грустной, очень человечной. Читая его произведения понимаешь, какой умный, талантливый и содержательный человек с фантастически богатой жизнью творил для нас. Так писала о нём «Литературная газета».
Между тем, как он сам признавал, его писательская жизнь началась с желания всё знать и всё видеть. Поэзия странствий, слившись с неприкрашенной реальностью, и образовала наилучший сплав для создания книг. Почти в каждой повести и каждом его рассказе, романе видны следы скитаний автора.
Одно из таких любимых им мест, где Паустовский бывал, жил, работал - Приазовье: города и посёлки на морском побережье и примыкающий к нему Донбасс. Это тёплое, неглубокое, когда-то богатое рыбой Азовское море с его зеленоватой волной, ласковыми или свирепыми ветрами. Это люди, живущие на его берегах - прокалённые жарким солнцем и просоленные морем рыбаки и моряки, работящие труженики заводов и опалённых летним зноем полей.
Итак, отправимся в путь за писателем на берега Сурожского моря, Меотиды, как в древности разные народы называли Азовское море.
В начале прошлого века совсем ещё молодой Паустовский, после окончания Киевской гимназии и поступления в университет, службы в санитарном поезде во время Первой мировой войны стал служить в артиллерийском управлении и в Екатеринославе (ныне Днепропетровск) на металлургическом заводе Брянского общества, а затем в Юзовке (Донецк) на Новороссийском заводе налаживал приёмку изготовленных корпусов снарядов.
Об этом периоде своей юности и поиске путей в жизни, первых пробах пера он потом расскажет в «Нескольких отрывочных мыслях», предваряющих восьмитомное собрание его сочинений, а также в повести «Беспокойная юность». О его пребывании в Юзовке находим строки в письмах того времени, 1916-го года, Е. С. Загорской, журналистке и художнице, его будущей жене: «Заводы дымились со всех сторон. Шахты стояли по горизонту серыми и пыльными пирамидами своих терриконов». И далее: «В глубокой яме, в выжженной степи, в туманах пыли - грязное... Юзово. Заводы и шахты. Желтое небо и чёрные от копоти люди, дома, деревья, лошади. Гиблое место».
После работы ходил по заводу - смотреть, как идёт выпуск чугуна из доменной печи, в бессемеровский, сталеплавильный цеха. В рельсопрокатном цехе огромные вальцы, вздрагивая и скрежеща, заглатывали раскалённые добела стальные болванки и мяли их, превращая в длинный брус. Тот быстро шёл из одних вальцев в другие, вытягиваясь, пока не превращался в тёмно-багровый рельс.
В апреле 1916-го года последовало направление юноши на работу в Таганрог, на котельный завод Нев-Вильдэ, принадлежавший бельгийской акционерной компании. Пока на заводе шла сборка гидравлического пресса для выделки снарядних стаканов, у юного приёмщика было немало свободного времени для чтения, знакомства с южным городом, и, главное, с Азовским морем и портом.
Когда-то, пишет Паустовский, Таганрог был богатым городом на Азовском море - столицей греческих и итальянских негоциантов. Тогда в городе блистала итальянская опера, в нем жили Гарибальди и влюблённый в Элладу поэт Щербина, здесь жил и умер Александр І. Но затем так случилось, что развивающиеся Одесса и Мариуполь отняли у Таганрога его богатства, и город затих и несколько опустел.
Через несколько месяцев он перешел работать подручным слесаря на маслобойный завод Ваксова. Завод стоял на берегу моря, весь в зелени старых акаций, над ним неистребимо веял запах горячего свежедавленного масла и макухи - прессованного жмыха подсолнечных семечек.
Работы на маслобойке было немного, юноша рано возвращался домой, много читал и писал. Начал писать свой первый роман «Романтики». Впечатления о Таганроге, конечно, вошли в это произведение.
Жить в городе было голодно, он взял отпуск на маслозаводе и подрядился подручным к рыбаку, который жил неподалёку от города на Петрушиной косе в хате под очеретом. Там рыбак Петро неторопливо посвящал его в рыбацкую «науку». И это действительно была целая наука, требовавшая большого опыта и особых, передаваемых от одного к другому знаний и учений, которые переходили у рыбаков из рода в род. Так постепенно «подручный» узнал все породы рыб, водившихся в Азовском море, их повадки, дороги рыбьих косяков под водой. Узнал много примет, всё множество ветров на Азовском море - трамонтану, бору, горишняк, гирловой, сгонный, низовку, верховку, керчак, левант и другие. Научился ориентироваться в море по неподвижным вехам на берегу. Под влиянием незатейливых рассказов местных жителей, особенно отставного учителя географии Липецкого, влюблённого в этот край, юный Паустовский все больше проникался интересом к Приазовью, к приазовским степям, морю.
Тогда у него не было под рукой никаких книг, чтобы познакомиться по ним с этим краем. Он просто жил в степях, на побережье, азовская волна подкатывала почти к порогу хаты, он смотрел, прислушивался и запоминал. И вскоре могучее спокойствие степей и моря завладело им с огромной силой. Всё окружающее постепенно сроднило его с этими местами. Он уже заранее тосковал при мысли, что когда-нибудь придется их покинуть.
Заканчивалось лето, начиналась осень. Вернулся в город, но там ему больше нечего было делать, и он решил уехать в Мариуполь. И вот он уже на палубе небольшого колесного парохода «Керчь», который идет в Мариуполь.
Из-за мелких подходов к берегу, в Мариуполе пароход остановился, бросив якорь, на рейде реки Кальмиус, до причала пассажиров доставил катер. В город Паустовский пошёл пешком - благо это оказалось недалеко. Мимо каменных складов за железнодорожным переездом, мимо Харлампиевского собора, здания земства вышел на главную, Екатерининскую улицу. Справа и слева - магазины с «маркизами» над витринами, кафе-ресторан, гостиницы «Россия» и «Континенталь», слева - синематографы «Двадцатый век» и «Гигант». Затем - часовня, и на самом возвышенном месте - церковь Марии-Магдалины и за ней - водонапорная башня.
Сведений о дальнейшем пребывании его в Мариуполе, о том, пытался ли устроиться на работу в морском порту - нет. Известно лишь, что через несколько дней он уехал в Москву по железной дороге через Харьков.
- написанный им позже, в 1924 -1925 годах, надо полагать, после второго посещения нашего края, трехчастный путевой очерк «Приазовье», в котором писатель возвращается в полюбившиеся ему места.
Одна из частей очерка называется «Степная станица». Она - о Мариуполе.
«От Мариуполя до Керчи слово «гражданин» теряет право на существование, граждан нет, а есть «дяди» и «тети». Все мужчины неизменно «дяди», а женщины «тети», за исключением мальчишек, которые просто «пацаны».
«Феодосия» останавливается на зелёном рейде у устья Кальмиуса, и «раздолбанный», по определению собственной команды, катер «Таганрог» волочит к ней баржу, гружённую сеном...
На рейде начинается семейная посадка пассажиров.
Смеётся команда, смеются пассажиры, смеётся сам капитан, и смеётся море, качая в жидком малахите солнечное утро и тёплый, шумливый рейд...»
Мариуполь, каким его тогда увидел писатель, - это, по его словам, звонкий, пестрый, как платок молодухи, базар, красный от помидоров, синий от баклажанов, росистый и свежий от капусты и арбузов, пахнущий топлёным молоком, вишнями, сдобными ватрушками.
В палисадниках желтеют бархатцы, и слепцы на «сопилках» поют забытые легенды о Саур-Могиле.
Мариуполь - большая станица в степи у Азовского моря. Ветры, пески, вкрадчивые голоса украинок, а вдалеке - обширный порт, жирный от антрацита...
«Море в цвету». Рассказывая о плавании по Азовскому морю на пароходе «Феодосия», он пишет, что за Мариуполем море засветилось яркой, режущей глаз луговой зеленью. Казалось, что пароход медленно покачивается в огромной весенней степи. Море цвело. Вода переливалась под винтом, как хризолит, и пенилась. Наверное, именно в пору цветения, замечает автор, увидели древние римляне наше цветущее, подернутое зеленой ряской море, потому и назвали его Меотийским болотом.
Еще небольшой отрывок из относящихся к тому времени «Писем в пути»:
«... Теплоход «Мариуполь» медленно несет нас к взморью... «Мариуполь» изумительно чист, блещет медью и свежестью вымытых палуб.
... Слюдой горит Азовское море, шумит у песчаных кос, веет сухими степными ветрами...
Азовское море шумит не так, как другие моря. Шум его тягуч, непрерывен, сонен, как и таганрогские бахчи, шум этого своеобразного моря — древней Тамаринды, замкнутый в оправу жёлтых глин и раскаленных степей».
— на Южном фронте, в хорошо знакомых местах. В написанном им в военные годы романе «Дым Отечества», как и в ранее созданном романе «Блистающие облака», он приводит своих героев в города Азовского побережья — в Мариуполь, Таганрог, Керчь. Осенью сорок первого года Константин Георгиевич пишет рассказ «Английская бритва» о событиях во внезапно захваченном гитлеровцами Мариуполе, о массовом расстреле ими тысяч мирных жителей.
В пятидесятые годы Константин Георгиевич побывал на юге и написал повесть «Рождение моря» (после авторской переработки она стала называться «Героический юго-восток»), затем написал прекрасную автобиографическую «Повесть о жизни». В них писатель мастерским пером вновь воскрешает запёчатлённые памятью картины и впечатления о таком знакомом южном море и его побережье.
«Азовское море встретило теплоход штилем... Легкий ветер с юго-запада развел небольшую волну. Море запенилось, зазеленело. Мачты рыбачьих шаланд, стоявших на якорях около маяка, начали раскачиваться как метрономы...»
снова встретился с дорогим его сердцу Приазовьем.
журнал «Донбасс», 2009, № 4