Паустовский на днепровских берегах
Раннее утро начала осени. Сквозь дрему слышу частый прерывистый стук, напоминающий морзянку, который доносится из-за приоткрытого окна. Еще и еще доносится прерывистый перестук. От этого окончательно просыпаюсь и понимаю, что это стучит на дереве дятел: клювом добывает из усохших веток сучьев жучков – свой прокорм.
Подхожу к окну. Цепляясь за ветки высоких, прямых, ровных сосен и их верхушки, от земли поднимается туман. Стоит удивительная тишина, нарушаемая только стуком дятла и едва слышным, доносящимся издалека шумом поезда.
Где-то там, за лесом, только всходит невидимое пока из-за деревьев солнце. От него меж стволов протянулись полосы яркого света, которые особенно хорошо видны, когда им на пути встречается туман.
ОДЕВАЮСЬ и выхожу из дома. Утренний воздух холодит, заставляет поежиться. Повизгивая, бросается ко мне небольшая дворовая собачонка – нечистопородный пинчер Жулька. Она подпрыгивает, ластится, выказывая расположение и радость, выпрашивает, плутовка, что-нибудь вкусненькое.
Между тем дятел перелетел на другое дерево и продолжает неутомимо стучать клювом в поисках жучков. Вот уж точно – не болит голова у дятла.
Солнце уже поднялось над лесом, и щедро освещенные им стволы высоких сосен, что рядом с домом и дальше, кажутся отлитыми из червонного золота. Настоянный на запахе хвои воздух чистый и бодрящий, кажется, что, живительный, он сам вливается в легкие, дышится легко.
Дни ранней осени стоят тихие, солнечные, теплые. Но время от времени набегают облака, потом и темные тучи, похолодает, потянет ветер, раскачает верхушки сосен, зашумит в кронах старых дубов. От этого шума проснешься ночью, ворочаешься, не спится. Подойдешь к окошку, вглядишься в темень - там будто колышутся, бродят, как живые, какие-то тени. Такой ненастной, тревожной буревой и бессонной ночью разные приходят мысли, раздумья и тревоги. И, будто услышав их, вздыхает, поскрипывает дом…
Так уж получилось, что по некоторым обстоятельствам той недавней осени мы с женой какое-то время провели неподалеку от Киева.
мы и гостевали в небольшом старинном селе Плюты. Отдыхали, бродили по живописным окрестностям, по зеленым тенистым берегам рек Стугна и Козинка, удили рыбку, бывали в недальней Украинке, городе энергетиков Трипольской ГРЭС, что на самом берегу Днепра.
Медленно катит Славутич вниз по течению свои воды, потемневшие под осенним небом. Широко, просторно. Почти неоглядна в этом месте могучая река. Как тут не вспомнить слова Гоголя о том, что редкая птица долетит до середины Днепра. Хотя, может, это и некоторое преувеличение классика. Но все же, все же…
Места эти очень живописны. Красиво расположившееся на речных берегах село Плюты, как оказалось, давно уже, еще с довоенных лет, а особенно в послевоенную пору с легкой руки поэта Андрия Малышко стало одним из любимых мест отдыха киевских писателей, художников, композиторов, одним словом - людей творческих профессий. Так что для них Плюты были чем-то вроде французского Барбизона или российских Тарусы-на-Оке или подмосковного Переделкино.
А Я ВСПОМНИЛ о том, что и в письмах одного из самых любимых моих (и только ли моих!) авторов - писателя Константина Паустовского встречал упоминание о Плютах. И точно: зимой 1954 года он отдыхал и работал недалеко от этих мест – в Доме творчества писателей Украины на Ирпене. Тогда друзья привезли его на хутор Плюты – показать красивое место. Оно очень понравилось Константину Георгиевичу, он даже всерьез заинтересовался возможностью приобретения там домика или земельного участка для строительства дачки, где можно было бы летом отдыхать с семьей и плодотворно работать. Такое его намерение не было случайным, как и приезд в Киев в том году. В этом городе прошли его детские и юношеские годы, там поступил он в университет, там жили его друзья.
Пока решался вопрос приобретения сельского домика, Константин Георгиевич весной того же года приезжает на летние месяцы в Плюты. Позже в рассказе «Днепровские кручи» он напишет:
«Все прошлое лето я прожил на Днепре, недалеко от Триполья, в хате старого рыбака «дида» Мыколы.
Дед этот был хорошо известен на двадцать километров от Триполья и вверх и вниз по Днепру как опытный рыбак и пасечник, как балагур и певец.
Когда дед Мыкола, выпив добрую стопку калгановки, запевал на приступке своей хаты «Распрягайте, хлопцы, коней та лягайте спочивать!», то громовой его бас был слышен даже по ту сторону Днепра, на Полтавщине…»
УКРАИНСКИЙ писатель Юрий Корнеевич Смолич, который тем летом тоже жил на хуторе Плюты, так вспоминал о своем друге Паустовском: «Константин Георгиевич – самый заядлый и неисправимый из всех рыболовов. Среди рыбацких кругов всесоюзного масштаба он был одним из общепризнанных лидеров. В Плютах Константин Георгиевич ловил всегда на одном месте в течение нескольких месяцев. Это место на том берегу русла Старика, в гирле узенькой протоки к луговому озеру - и каждый раз возвращался с добрым уловом. Это место и много лет после того сохраняло название «место Паустовского» и каждый год день за днем много лет там непременно стоял чей-нибудь челнок и сидел человек с удочкой в руках.
Каждый день, встав до рассвета, наскоро выпив кружку молока и прихватив бутерброд, Константин Георгиевич с первым лучом солнца садился в лодку, пересекал русло и скрывался в своей протоке. В течение всего дня, в жару и в дождь, с высокого берега можно было видеть фигуру Константина Георгиевича.
же, любовался красивыми берегами, луговым разнотравьем, следил за трепещущими прозрачными крыльями стрекозы, которая вдруг уселась на удилище или поплавок, за клонившимся к закату ярким солнечным диском… Эти впечатления, созерцание неброской, но родной и милой природы потом так или иначе находили отражение в его произведениях, в замечательных пейзажных зарисовках».
После рыбалки начинались беседы, в которых обычно принимал участие и хозяин хаты – дед Мыкола.
Позже, когда Константин Георгиевич встречался с Юрием Корнеевичем Смоличем в Москве, непременно расспрашивал про плютовского деда Мыколу. А дед Мыкола, встречая Смолича в Плютах, первым делом спрашивал:
- Ну как там поживает Костик?.. Вот человек так человек! Аж дивно, что еще такие люди не перевелись. Рыба, знаете, и та уже выводится, а люди… - Дед Мыкола махал рукой и добавлял: - Как увидите снова, кланяйтесь от самого неба и аж до сырой земли. Привет передавайте от наших берегов и от его родной воды днепровской.
Так уж оно вышло, что с приобретением хатки на днепровском берегу что-то не получилось, и позже Константин Георгиевич приобрел домик в Тарусе-на-Оке. Сколько лет пролетело с тех пор, сколько воды днепровской утекло!.. Да и люди уходят от нас: давно уже нет на этом свете и Константина Георгиевича, и его друга Юрия Смолича, и деда Мыколы.
– ведь с тех пор прошло больше, чем полвека, как теперь найти ту хату?!
Но – на помощь пришел Его Величество Случай! Разыскал я, нашел! Местные жители помогли. В самом центре села и по сию пору стоит ветхая, но все-таки сохранившаяся хата деда Мыколы. Простенькая, с двумя крылечками на разные стороны, с крашенными синей краской дверьми и переплетами небольших окон.
Не без душевного трепета подошел я к этой хате, где в далеком 54-м году одним летом обитал Константин Георгиевич с семьей, где когда-то звучал его голос. Постоял я на крылечке, вошел в хату, которая помнит того знаменитого постояльца. Представил себе, как тогда шла здесь летняя дачная жизнь, как приносил улов с реки Паустовский, как, присев к столу, что-то писал своим аккуратным неторопливым почерком…
Слева от этой хатки, немного поодаль еще две примерно такие же, тоже старые. А за ними, немного дальше – двухэтажный кирпичный особняк, который раньше был дачей известного украинского драматурга, государственного и общественного деятеля Александра Корнейчука и его жены – тоже писателя и общественного деятеля – Ванды Василевской. Дача эта, крытая красной черепицей, построена по проекту друга Корнейчука – архитектора Владимира Заболотного, автора проекта здания Верховного Совета УССР (ныне – Верховной Рады Украины). После кончины Ванды Василевской женой хозяина дачи стала артистка Киевского театра имени Ивана Франко, с которым Александр Евдокимович постоянно сотрудничал, Марина Федотовна – в девичестве Захарченко. (От первого брака у нее были двое детей; старший – ныне российский кинорежиссер, постановщик широко известных фильмов Владимир Бортко).
В тех трех, да и некоторых других деревенских хатах отдыхали, а также гостями Корнейчуков в послевоенное время бывали в Плютах многие украинские и российские литераторы, актеры и режиссеры.
– особняк в Плютах был передан созданному три года спустя Дому-музею писателя. В то время новосозданный музей приобрел три соседних деревенских дома, один из которых – та самая хата деда Мыколы. Вся эта небольшая территория и эти дома и составили музей «Литературно-художественные Плюты». Стараниями его немногочисленных сотрудников-энтузиастов удается сохранить музей в нынешнее непростое время. Ведущие научные сотрудники музея Елена Дмитриевна Харченко и Неонила Анатольевна Боринская познакомили меня с экспонатами и экспозицией, увлеченно рассказывали об истории хутора Плюты, о буднях и праздниках музея, о том, с каким трудом удается добывать средства и ремонтировать ветшающие старые строения. И тем не менее основательно отремонтирован, реконструирован тот самый дом деда Мыколы.
ВЕЧЕРЕЛО… Шел я деревенской плютовской улицей мимо раскидистых старых дубов, которым лет по двести, а то и больше, мимо новых нарядных коттеджей, поднявшихся здесь в последние годы. Не так уж много осталось в селе прежних неказистых домиков и домишек, все больше теснят и вытесняют их современные, новомодные большие особняки в два, а то и три этажа за высокими заборами. Окрестности села – лес, еще недавно считавшийся заповедным. Теперь здесь идет чуть ли не массовое строительство частных вилл, редеют прекрасные леса в окрестностях Киева. Чем будет дышать многонаселенная столица?..
Как и когда-то, когда отдыхал здесь Константин Георгиевич Паустовский, недавняя летняя зеленая пышность в Плютах и окрестностях сменилась ярко-желтой и багрово-красной пышностью осени. В тумане сверкает внизу под кручей густо-синий Днепр в оправе бронзовых рощ и лесов. Даль поблескивает серебристым свечением – от летящей по воздуху паутины. А солнце по-прежнему сверкает – уже по-осеннему низкое, но все еще яркое, ослепительное.
У равнодушной к людской суете природы свои законы: с каждым днем все больше желтеет, а затем начинает опадать листва с березок, что выбежали на опушку, все чаще небо над Приднепровьем затягивают темные холодные тучи; птицы собираются в стаи. Вот уже ранним утром первый иней засеребрился на еще зеленой траве, а там уж, глядишь, и замелькали первые снежинки.
…
"Приазовский рабочий", 25. 12. 2013, № 239 (19771)