Карлюкевич Александр: Белорусская зима Константина Паустовского

Началась Первая мировая война. Беларусь оказалась в самом эпицентре событий. Долгое время линия фронта проходила через Мядельский, Вилейский, Сморгонский и другие районы. Первая мировая связала с Беларусью если не роту, то добрый взвод русских писателей. В 13-й инженерно-строительной дружине служил Александр Блок. В одной с ним крестьянской хате в пинских Колбах жил поэт Юрий Туманов. По белорусским городам и весям путешествовал военный корреспондент Алексей Толстой. Младшим чином артиллерийской батареи надышался отравляющих газов под Сморгонью Валентин Катаев, да и ранен был дважды. Свой многотомник "Народ на войне" - эпопею, стилизованную под солдатский фольклор - начала писать в Беларуси сестра милосердия София Федорченко. И даже книгоиздатель Михаил Сабашников был на фронте, под Молодечно. А еще - Константин Паустовский, санитар Первой мировой... Корреспондент "СОЮЗа" попытался пройти белорусскими фронтовыми дорогами писателя.

...Читаю у Константина Паустовского в "Повести о жизни": "В октябре на фронте наступило затишье. Наш отряд остановился в Замирье, вблизи железной дороги из Барановичей в Минск. В Замирье отряд простоял всю зиму..." Не ищите - Замирья, "унылого села", на карте Беларуси не найти. Так где же провел "черную осень" и "гнилую зиму" с 1915 на 1916 год санитар военно-полевого отряда и будущий известный писатель? По каким таким селам и местечкам бродил юный правдоискатель, в заплечной сумке которого лежали черновые страницы его романа "Романтики", появившегося в печати только в 1930-е годы?

Поначалу на фронт Первой империалистической Костя Паустовский не попал. Был освобожден от воинской повинности и работал кондуктором и вагоновожатым московского трамвая. И все же сумел вырваться из мирной тыловой жизни. Отправился поближе к передовой - санитаром полевого санитарного поезда. Известно даже, что останавливался в Бресте в гостинице - на железнодорожном вокзале. Вскоре перешел в полевой санитарный отряд и вместе с ним отступал от польского Люблина до белорусского Несвижа. Выходит, что в древнем родовом имении князей Радзивиллов и следует искать давние следы автора "Золотой розы"?

Прихватив с собой последнее издание "Повести о жизни" (книгу мне подарили в литературном музее-центре Константина Паустовского, что находится в московском парке "Кузьминки"), отправляюсь в Несвиж. По дороге перечитываю книгу. В который раз нахожу "белорусские страницы" во второй из повестей - "Беспокойная юность": "В Барановичах я отряда не застал. Он уже ушел дальше, на Несвиж. Мне не хотелось даже на короткое время возвращаться в госпиталь. Трудно было встречаться с людьми. Я переночевал под городом в путевой железнодорожной будке по дороге на Минск, а утром выехал в Несвиж..."

А в конце главы, следующая за которой называется "Гнилая зима", и адрес, интересующий меня, указан: "Свой отряд я догнал в селе Замирье под Несвижем". Выходит, маршрут выбран правильный, с Несвижа и начинать надо. На территории замкового комплекса, предварительно созвонившись, встречаемся с самым сведущим здешним краеведом - Клавдией Шишигиной-Потоцкой. Учительница-пенсионерка, она, получив разрешение местных властей, продает у замка книги об истории Несвижа. Едва ли не десяток из них написала сама Клавдия Яковлевна. На мои расспросы она удивленно разводит руками и поясняет:

- Замирье - это Городея. Городской поселок и одноименная железнодорожная станция совсем недалеко от Несвижа. Но вот о деталях ничего не расскажу. Может быть, музейщики наши вам чем-то помогут?

Музеев в Несвиже - два. Государственный историко-культурный музей-заповедник "Несвиж" и районный историко-краеведческий. У первого экспозиции как таковой пока нет. Вероятно, она появится с завершением реставрации первой очереди музея-заповедника. Что касается районного музея, то в его стенах до Паустовского руки, что называется, еще не дошли...

Заместитель директора музея-заповедника по науке Галина Кондратьевна дает дельный совет:

- В Городее жил краевед Борис Скачко. К сожалению, уже больше года, как он умер. Но, может быть, дома остались какие-либо материалы...

До Городеи от Несвижа - 19 километров. 20 минут езды на машине - и вот я уже у того самого железнодорожного вокзала, откуда санитар Паустовский ездил в Минск или Барановичи.

Читаю в "Гнилой земле": "Поздняя осень пришла черная, без света. Окна в нашей хате все время стояли потные. С них просто лило, и за ними ничего не было видно. Обозы увязали в грязи. В двери дуло. С улицы наносили сапогами липкую глину. От этого в хате всегда было неуютно. Нам с Романиным все это надоело. Мы вымыли и прибрали хату и никого в нее не пускали без надобности..."

В Городее, городском поселке, в котором всего четыре с половиной тысячи жителей, а прежде - местечке, носившем название Замирье, нахожу спрятанный среди яблонь и алычи дом под номером 21 по улице Залинейной. Теперь здесь живет одна Аграфена Александровна Скачко. Вместе с ней и перебираем потемневшие и пожелтевшие машинописные листочки. Незадолго до смерти Борис Константинович закончил книгу о Городее-Замирье. Рукопись летописи отдельно взятого поселения находится в издательстве "Белорусская Энциклопедия". А в домашнем архиве - черновики, фрагменты краеведческого повествования о поселении, которое известно начиная с XVI столетия. Перелистав сотни страниц, находим историю Городеи начала XX века. Автор рассказывает о жизни, быте своих земляков. Какой была Городея во времена Паустовского? Еще в 1914 году по местечку в праздники маршировал духовой оркестр. На все местечко - 5 питейных домов, 17 торговых лавок.

Среди других листочков из архива краеведа вместе с Аграфеной Александровной находим страничку с заголовком "История становления медицины в Городее": "В годы войны и революции помощь населению оказывали военные медики. В 1914-1917 годы в Городее находился большой военный госпиталь, лечивший солдат Западного фронта". Значит, все верно - в нем и служил санитаром Паустовский.

Интересны наблюдения писателя, которые приводятся в "Повести о жизни": "...Белоруссия выглядела так, как выглядел бы старинный пейзаж, повешенный в замызганном буфете прифронтовой станции. Следы прошлого были еще видны повсюду, но это была только оболочка, из которой выветрилось содержимое.

здесь, среди чахлых болот, на заезжих иностранцев. Видел полосатые верстовые столбы, оставшиеся от николаевских времен. Но уже не было ни прежних магнатов, ни пышной и бесшабашной их жизни, ни покорных им "холопов", ни доморощенных раввинов-философов, ни грозных Судных дней в синагогах, ни истлевших польских знамен времен первого "повстания" в костельных алтарях. Правда, старые евреи в Несвиже могли еще рассказать о потехах Радзивилла, о тысячах "хлопов", стоявших с факелами вдоль дороги от самой русской границы до Несвижа, когда Радзивилл встречал свою любовницу - авантюристку Кингстон, о многошумных охотах, пирах, самодурстве и шляхетском чванстве, глуповатой спеси, считавшейся в те времена паспортом на вельможное "панство". Но рассказывали они об этом уже с чужих слов..."

В одной из поездок санитар Паустовский попал под обстрел. Был сильно ранен в ногу. Выпал из седла. Лошадь, к счастью, вытащила ухватившегося за стремя раненого поближе к своим. Константин успел зажечь фонарик. Затем потерял сознание. По свету фонарика санитара и нашли солдаты-телефонисты. Месяц Паустовский пролежал в госпитале в Несвиже. Там и узнал - случайно, из старой газеты, - что на фронте погибли два его брата: "Убит на Галицийском фронте поручик саперного батальона Борис Георгиевич Паустовский". "Убит в бою на Рижском направлении прапорщик Навагинского пехотного полка Вадим Георгиевич Паустовский". Судьба - погибли в один день.

Константина отпустили в Москву, к матери. Из Несвижа он уезжал через Замирье. В Белоруссию потом вернулся только чтобы уволиться. Причиной стало его прежнее письмо из Городеи-Замирья. На Западный фронт приезжал император. Как писал Паустовский: "Он "посетил" и Замирье. Ко времени его приезда было приказано привести село в порядок. Это выразилось в том, что из лесу привезли много елок и замаскировали ими самые дрянные халупы". Письмо, где санитар рассказывал штатскому приятелю о визите императора, попало в военную цензуру. Больше Паустовского, предупредив, что он отделался легким испугом, на фронт не пустили.

через тридцать лет, когда писатель начал работу над "Повестью о жизни".

Александр Карлюкевич