В. В. НАВАШИНОЙ
10 сентября 1936 г. Солотча
Валюшонок, родной мой, напуганный зверь, как хорошо, что ты прислала мне Левитана и письма. Третьего дня я послал тебе письмо,— не знаю — получила ли ты его. Только что Миша с Рувимом ушли в лес за грибами (дует северный холодный ветер, и рыбу ловить нельзя), я остался один, кончаю рассказ для «Пионера» и топлю печи. Трещит огонь, шумит в саду ветер, в кладовой топчется Матрена Давыдовна — чудесная старушка — и жарит нам гигантские белые грибы... Но меня все время от рывают, Любовь Андреевна принесла нам студень из свинины, Ан. Ив.— дрова и колун, телеграфистка — телеграмму из «Правды» (просят рассказ — придется его написать) , Матрена Давыдовна — червей и грибы, а сейчас пришел «снохач» со свеклой и солеными огурцами <...>
— пустынно, немного печально и спокойно, но если бы не Миша и Рувим, то я сегодня же уехал бы в Москву <...>
«Пионера» я завтра окончу и 12-го вышлю тебе. Ты прочти его, исправь, если что-нибудь не понравится, и позвони Валентине, чтобы прислали курьера. Пусть перепечатают на машинке лишний экземпляр и вернут тебе.
Рассказ для «Правды» я тоже пришлю тебе и напишу, кому позвонить, чтобы за рассказом прислали. Живем мы очень дружно, а после приезда Рувима — весело. Рувец в восторге от Солотчи и наслаждается всем,— даже холодом и дождями (во время дождей — изумительный острый воздух, пахнет осенней листвой). Я ничего не писал тебе о нашей жизни. Мы были с Мишей на Промоине, фантастической Старице, Канаве ловили, жарили на кострах шашлык, мокли под дождями, много бродили. 7-го днем мы пошли на Прорву, на то место, где была с нами последний раз. Ночевали на Прорве в палатке. Ночь была очень теплая, мы натаскали сена и крепко спали до рассвета, хотя и шел дождь. Провели на Прорве весь день — серый, пустынный и ветреный,— было хорошо, но печально. В лугах зацвели какие-то яркие желтые цветы и масса гвоздики и красного шиповника, вода в Прорве стала совершенно прозрачной и зеленой и пахнет морем, водяные лилии уже вянут и умирают.
Вчера мы встречали Рувима... Днем мы взяли лодку у старика генерала и поехали на Старицу. Была жара, как в июле, и монастырь был точно таким, каким ты его рисовала со Старицы, помнишь? К закату сорвался ливень, мы промокли, по все обошлось прекрасно,— никто не простудился.
— каптер (заведует всем, что касается жратвы), Рувим ведает деньгами и покупками (сейчас он покупает дрова), а меня выбрали «командиром» — иначе говоря, от меня зависит пускать их или не пускать на рыбную ловлю, назначать часы для работы, назначать экспедиции и т. д. Оба клянутся слушаться меня беспрекословно. Кроме того, я ведаю уборкой. У нас очень чисто (правда, не без борьбы с Мишей и Рувимом и не без язвительных замечаний Миши,— он никак не может понять, зачем осенью нужно подметать сад).
ганка поцеловала какого-то солотчинского парня, цыгане пришли в ярость от ревности, бросились на него с финскими ножами и тяжело ранили. Парня спас Лев Николаевич, а цыган арестовали и выслали. Об этом происшествии будут говорить в Солотче, должно быть, еще лет пять<…>
Твой Па.