Е. Г. и Ю. К. СМОЛИЧАМ
17 июля 1965 г. Таруса
<...> Как вы? Ваши следы в жизни то появляются, то исчезают, и это очень обидно потому, что время идет с идиотической скоростью и упорством. Я, переболев, снова начинаю писать, начинаю в полном смысле этого слова.
Живем в Тарусе, куда почти никто не приезжает, кроме иностранных переводчиков. Их было этим летом столько, что мы совсем закрутились,— француженки (три), чешка (одна), венгр, три болгарина и в перспективе маячат — переводчица из Сан-Доминго и Израиля (на идиш). Пишу понемногу — вторую книгу «Золотой розы». Рыбы пока не ловлю — по «слабости здоровья». Лето сумасшедшее — каждые полчаса меняется давление со всеми сердечными и астматическими последствиями.
За вас я не беспокоюсь, поскольку Вы работаете. И за Елену Григорьевну тоже — поскольку жизнь в Конче процветает. Кстати, купили ли Вы для хорошего сна американскую машинку, гениально вопроизводящую шум дождя? Если нет, то зря.
Заранее благодарю Вас обоих от всего сердца за помощь и доброжелательство. Возможно, я приеду как-нибудь на день-два в Киев к Алешке.
Пишите. Будьте здоровы и спокойны. Крепко обнимаю вас обоих.
Ваш К. Паустовский.
Чтобы вы не волновались, напомню вам случай со Всеволодом Ивановым на вокзале в Чите. Рядом с ним сидела женщина с грудным ребенком.
— Подержите, пожалуйста, ребенка,— попросила она Иванова.— А я сбегаю за носильщиком.
И она исчезла навек, а Иванов остался сидеть с ребенком, накинутым на руки, и, по его собственным словам, глупо, застенчиво и долго улыбался, хотя и сообразил, что он здорово обмишурился.
Так вот,— смотрите, чтобы и с вами не случилось того, что с В. Ивановым.
Татьяна и Константин Паустовские. Все это — неуместные шуточки, а без шуток мы благодарны вам от всего сердца.
Целуем вас обоих.
Ваши Т. А. и К. Паустовские.
— В это время у Смоличей гостил А, К. Паустовский.