М. А. КЕЛЛЕРМАНУ
29 августа 1964 г.
Дорогой Марк Александрович!
Посылаю «Предисловие». Этого, по-моему, хватит. И посылаю «Ильинский омут». Его надо переписать на машинке,— я не успел.
Повторяю даты (точные):
Песчинка. Апрель 1959 г. Ялта. Уснувший мальчик, 1957 г.
Название для «Однотомника»:
Избранная проза.
Что нового в Москве? Едем только в Англию,— две страны это слишком утомительно. Галка в курсе всех дел.
Письма для Вас я подбираю. Приедем, очевидно, числа 15—18-го.
Будьте здоровы. Привет Вашим.
К. Паустовский.
В случае чего — звоните.
Примечания
Посылаю «Предисловие».— В предисловии «От автора» (оно не вошло ни в предыдущее, ни в настоящее Собрание сочинений) Паустовский писал:
«Писать о своих книгах, о себе и своих писательских планах — занятие трудное и неблагодарное. В нем есть какой-то нривкус нескромности. Это пугает авторов.
Что касается меня, то писать предисловие к собственной книге мне трудно еще и потому, что сравнительно недавно я по просьбе издательства написал довольно подробное предисловие к шеститомному собранию своих сочинений (1957—1958 гг.).
Сообщать вкратце свою биографию, как это обычно делается в предисловиях, вряд ли стоит, так как уже вышли в свет пять книг моего автобиографического цикла — «Далекие годы», «Беспокойная юность», «Начало неведомою века», «Время больших ожиданий», «Бросок на юг»,— и вскоре выходит шестая: «Книга скитаний».
В этом цикле я стараюсь рассказать биографию своего современника и, если можно так выразиться, биографию его времени.
Нет такого писателя, который, положа руку на сердце, не признался бы в том, что сам внает все свои сильиые и слабые стороны, свои удачи и неудачи, свои справедливые и несправедливые пристрастия.
Писатель может быть беспощадным собственным критиком и судьей, но в жизни все же редко бывает им. Каждую новую книгу он начинает писать как будто впервые, будучи уверен, что не повторит в ней прошлых ошибок, а старые ошибки, может быть, не заметят или простят,
Все это я говорю в связи с выходом в свет этого однотомника. В нем есть одна особенность. О ней, мне кажется, следует упомянуть.
В однотомник входят некоторые старые мои вещи («Черное море», «Золотая роза» и ряд других), а также рассказы последних лет.
«Итальянские записи», «Третье свидание», «Наедине с осенью» и «Ильинский омут». Выделить их для того, чтобы всмотреться (вернее, вчитаться) в пих и найти то новое, чего не было в прежних рассказах. А если и было, то в относительно небольшой степени.
Это новое, на мой взгляд, заключается во внутренней свободе названных рассказов, не связанных ни сюжетом, ни той или иной обязательной композицией, ни необходимостью быть поучительным и нравоучительным и тем самым — несколько скучноватым и оторванным от читателя.
Давным-давно, должно быть с первых дней зарождения литературы, возникли разговоры о «свободной прозе». Недавно один пылкий прозаик сказал, волнуясь, что проза должна быть «божественно свободна и прекрасна».
Да, очевидно, это так! Свобода в трактовке материала и ясность, «выпуклость» языка — вот к чему должен стремиться писатель.
Самым лучшим помощником писателю в его работе является непрерывное, никогда не угасающее чувство преклонения перед красотой своей страны и всей нашей многострадальной Земли.
Не знаю. Это — не рассказы в точном смысле слова, не очерки и не статьи. Это — не стихотворения в прозе.
Это — записи размышлений, простой разговор с друзьями.
— признание в любви нашей природе и всей России.
Это — мой труд, мое неотъемлемое право и мое счастье».