Е. С. ЗАГОРСКОЙ-ПАУСТОВСКОЙ
16 февраля 1917 г. Москва
Вы сидите и коснеете в Ефремове, и мне вас жаль. Вчера я был на лекции о русском писателе,— Анна Ахматова прострелила меня своими египетскими глазами. Сиял лысиной и золотом зубов Серафимович с ужасающим, корявым лицом Квазимодо и хмельными глазами, по -английски строг, изыскан и стар был Бунин с глухим голосом и легким хохлацким акцентом. Тяжелый Сумбатов, величественный Телешов, пылкий и грассирующий Потемкин. Маленький неуклюжий старичок с крашеной бородой и блеклыми глазами все потирал руки и что-то тихо говорил голосом Марии Александровны. Это Короленко. И просто одетый, суровый, измученный, с презрительной складкой у губ и умным квадратным лицом Шмелев — самый молодой, резкий и отчеканенный. Изящный, как юноша, Станиславский и Лилина, Бурджалов, Осоргин и другие. Шайка репортеров и газетчиков,— сварливый, глупый, завистливый народ, щеголяющий дешевым цинизмом. Как сказал Потемкин — в публике было «электрическое» настроение. Много шумели.
Но почему-то все это показалось мне отжившим, старым, не волнующим. Для меня были только двое — Бунин и Шмелев. Бунин, спокойный, тонкий, задушевный,— чеканил свои стихи и волновал. У него редкие тонкие руки. Шмелев бросил публике в ответ на жалобы на оскудение литературы — «Каждое общество заслуживает своих писателей. Гения надо заслужить. Прежде чем говорить о нем, надо спросить себя — достойны ли мы иметь гения. Вы — косная масса под новыми сюртуками, вы — трусость, вы — душевная прострация и та человеческая пыль, от которой тошнит в уме. И если придет в Россию гений, то какое отчаянное, потрясающее проклятие он швырнет в лицо России и вам, ее «промотавшимся», оголтелым отцам».
«Возмутительно. Написал каких-то жалких два рассказа, изданных универсальной библиотекой за 10 кон., и смеет говорить такие вещи». Одна дама, сидевшая впереди меня, сказала, что «такого господина она бы не впустила в свою гостиную». Короленко обомлел. Как! Как можно! И зашамкал о редком единении в России читателей и писателей. Что вы, помилуйте! Разве можно. А Михайловский, Щедрин, Некрасов? Даже этот вечер — пример единения. Хорошо единение. «Я бы его в свою гостиную не пустила».
И Шмелев ответил о том, как затравили всех русских гениев, затравило общество, обыватель, вся дикая русская жизнь, и крикнул о несмываемом позоре и крови на руках русской критики, задушившей свободную мысль, убившей из-за угла безвестных гениев, которые были бы неизмеримо выше всех столпов русской литературы. Это подлость. Будьте прокляты вы, русские интеллигенты, с вашей критикой. Черт меня дернул родиться в России с душою и талантом.
Был у меня Р. В связи с ним я был в течение 3—4 часов в полосе катастрофических событий. Когда увидел кольцо — рассердился, что не пригласили его шафером в Слободу. «Ведь я был тогда в Москве, почему не сказали». О тете Кате сказал, что «одна она такая». Когда я сказал, что Вебер теперь думает о гибели Паустовского, он почему-то рассердился и ответил: «Вебер с... с... Его ничто не радует».
рошо — все...
Пишу Зыбь.
Напиши еще в Москву.
«Бдите, ибо не весте ни дня, ни часа...»
Примечания
Опубликовано в «Поэтическом излучении».
—1926) — русский поэт, один из главных сотрудников «Сатирикона» и «Нового Сатирикона». После революции эмигрировал.
— По утверждению А. В. Храбровицкого, В. Г. Короленко в это время в Москве не было, и он не мог присутствовать на лекции о русском писателе. Очевидно, Паустовский принял за пего кого-то другого.
Лилина Мария Петровна (1866 —1943) — русская драматическая актриса. Жена К. С. Станиславского.
Бурджалов Георгий Сергеевич (1869—1924) — артист Московского Художественного театра со дня его основания.
— Ильин) Михаил Андреевич (1878—1942) — русский прозаик, автор перевода на русский язык пьесы К. Гоцци «Принцесса Турандот», С 1922 г. находился в эмиграции.
— Парафраз слов из письма А. С. Пушкина Н. Н. Пушкиной, 18 мая 1836 г. У Пушкина: «Черт догадал меня...»