Е. С. ЗАГОРСКОЙ-ПАУСТОВСКОЙ
12 февраля 1917 г. Москва
Кроленок глупый мой, хороший. Как я дико рад тому, что тебе лучше. Еще осталось немного дней, длинных, длинных дней...
Бунину стихи я послал еще до твоего письма. Послал я ему — Залит солнцем торжественный мол,— Дожди засеребрили в саду моем, венчальном,— Мои туманы синие в огнях,— Если падают нежно лепестки молодые,— Безбурное желание давно-давно истлело,— Эй, бубны,— У Ланжерона прибои пели,— Глаза огней,— Старый татарин нам кофе принес, улыбаясь,— Черный парус проходит у мола,— Взять тонкий шкот, дать легкий вольный ход, — Рыбалки проснулись на утренней серой заре,— Золотятся дожди, золотеют прозрачные воды,— Узор путей безвестных и седых,— Ты бродил у прибрежий, брат мой нежный и дальний.— Море сапфирное, мое родное море.
— в «исправленном и дополненном» виде. Исправления пустяковые. Вот они. В «Бубнах» вместо «Пляшите, матросы, пляшите» — будет «Эй, бейте о бубны сплеча» — таи нужно по самой «архитектуре» стиха. Впиши эту строчку вместо старой, прочти, и ты увидишь, что это так. Потом, в «старом татарине» — вместо «песни фонтанов пьянили, ласкали меня»,— «Песни фонтанов баюкали плоском меня». В «Море» — вместо «Мои глаза, как солнечные зори, ласкают сны разбуженных ночей» — «Мои глаза, как солнечные зори, горят огнем разбуженных ночей». Вместо «Парча тоски в напевах летних бризов» — «Дыханье вод в напевах летних бризов». Вот и все.
Видишь, каким я стал мелочным, как много пишу о скучных пустяках. Но ведь я хочу, чтобы Кроленок знал... Ты не сердись.
Я поговорю сегодня с Марусенькой о ремингтоне. Пишу Мертвую зыбь. Привезу с собой, тогда прочтешь. Учись терпению.
В среду, 15-го, иду в «Дом Поленова» на Медынке. Там лекция о «русском писателе». Читает Бунин, участвуют Шмелев, Серафимович, Ал. Толстой, Телешов, Сумбатов, и еще, и еще. Одним словом, вся писательская Москва. Билетов всего триста, вечер «интимный». Приеду, тогда расскажу.
Я читаю Бунина. Прочел «Иудею». И подумал о том, что когда окончится война — первое место, куда мы поедем, будет Иудея, Палестина, Сирия. А поехать туда мы должны непременно. Вот первый попавшийся отрывок из «Иудеи». «Пахло морем. Ливан дышал мглою. Во мгле, как на краю земли, висели два мутных маячных огня. Дальний был красноватый. Я подумал: это Тир или Си-дон... И стало жутко».
сылать вещи нет смысла — ведь я скоро приеду.
Был дядя Коля. Нашел в какой-то церквушке, в одном из переулков за Арбатом, диакона с «шаляпинским» басом, увлекается им и все время поет великую ектиныо. Рассказывает много интересных вещей о планомерном, систематическом развале. Рассказывал в лицах свой разговор с Литвиновым (его перевели из Таганрога в Люберцы, под Москвой, помощником приемщика на тот же склад). Приеду, тогда расскажу.
Леле передай, что я ей за письмо и за то, что она зовет меня в Ефремов, «страшно» благодарен. Ведь я ее тоже полюбил поющую и добродушную. Только ты не проговорись. Елене привет. И Немчика погладь, «он очень ласковый, только пахнет псиной». Маленькая девчурка.
Кот.
Я послал тебе Сочельник. «Снеговые ночи с синими глазами» и еще одно. Получила ли ты?
Примечания
«Поэтическом излучении».
Бунину стихия послал...— В архиве писателя находится черновик сопроводительного письма К. Г. Паустовского к И. А. Бунину: «Мн. Ив. Ал. Простите, что, быть может, слишком смело то, что я пишу Вам. Моей давнишней мечтой было послать несколько стихотворений для того, чтобы Вы сказали, что Вы думаете о них. Я буду Вам несказанно благодарен, если Вы найдете время прочесть их и написать мне несколько слов. Я их никому не показывал, нигде не печатался. Я далек от литературной среды, живу жизнью бродячей. Мне бы хотелось, чтобы Вы поверили, как трудно мне было обратиться к Вам из опасения, что Вы сочтете это выступление примером той навязчивости и бесцеремонности, от которой, я думаю, Вам приходится страдать».
По свидетельству В. К. Паустовского, Константин Георгиевич получил от Бунина ответную открытку, содержавшую несколько фраз: «Стихи, безусловно, осуждались как подражательные, но был там настойчивый совет серьезно попробовать себя в прозе, данный в таких выражениях: «Думается... Ваша настоящая поэзия — в прозе. Именно здесь, если сумеете проявить достаточно упорства, уверен, сможете достичь чего-нибудь значительного...»
Шмелев Иван Сергеевич (1873—1950) — русский прозаик. После революции — эмигрант.
—1957) — русский прозаик.
— 1927) — русский актер, драматург, театральный деятель.