Т. А. ПАУСТОВСКОЙ
13 мая 1953 г. Коктебель
Радость моя, Танюшка, получил сегодня твое первое письмо и телеграмму. Ты все думаешь, что тебя мало любят, а я все никак не умею сказать, как я люблю тебя бесконечно и трогательно, ласковый и единственный для меня человек.
Я привязался к тебе так, как никогда и ни к кому не мог бы привязаться в жизни,— всем своим существом.
Я разговариваю с тобой отсюда каждый день — тихонько, шепотом — и даже смеюсь от счастья. Бог наградил пас этой любовью, и все прошлое кажется мне обидной и напрасной тратой сил и лет. Это письмо придет после дня твоего рояедения. Будь спокойна, счастлива,— главное у нас есть. Есть много поводов для счастья, а все тягости забудутся и померкнут в одно мгновенье.
Чего стоит только один совершенно крошечный мальчик — мальчик и балабошка!
Не уставай. Не устраивайся в доме со спешкой и напряжением. Отдыхай, отсыпайся. Мне уже осталось здесь жить примерно двадцать дней.
Я много сплю, читаю, брожу и ничего не делаю. Вчера был на берегу, в том месте, где я строил для тебя дорожку из камней, помнишь? А сегодня па литфондовском автобусе ездил в Судак (через Старый Крым). В Старом Крыму была короткая остановка, и я успел пройти на кладбище, на могилу Грина. Она очень запущена, но вокруг нее множество высохших цветов,— кто-то приносит.
В Судаке — изумительное море, совершенно неправдоподобного цвета, во все стороны уходят мысы в синем тумане, и на круче над городком стоит генуэзская крепость — суровая и прекрасная со множеством мальтийских крестов, высеченных в камнях и латинскими надписями. Все стены — в маках и диких пионах. Крым в эту пору хорош, все цветет, все горы и долины — в густой сочной траве и в удивительном запахе. Особенно хороша вся горная и малоизвестная страна между Судаком и Коктебелем. Это — совершенно особенная часть Крыма. Приеду — все расскажу.
стный рыболов. Будем вместе удить рыбу. Уже приманили здешних «пацанов», каждый вечер они целыми толпами приносят к столовой жестянки с маленькими крабами — наживкой. Я уже оборвал два самолова, но пока ничего не поймал. Морская ловля — это, конечно, не то.
Были очень холодные дни, но сегодня сразу потеплело и уже жарко. Я даже загорел.
Даже здесь приходится нести все «издержки славы» — назойливость людей, но я прекращаю все это очень сурово,— хватит с меня Москвы.
За одно утро у меня под окном расцвело больше сотни сиреневых ирисов. Пишу вечером. Море молчит, и только раз в полчаса вдруг накатится и уйдет волна.
Хочется писать, Танюша, по я все сдерживаюсь.
Твой Костька.
Купил у «пацанов» банку крабов, они расползлись по комнате и так быстро бегают, что никак не поймаешь.