Паустовский К. Г. - Навашину С. М., 17 июля 1942 г.

С. М. НАВАШИНУ

17 июля 1942 г. Алма-Ата

Серячечек, сегодня я напишу тебе немного, так как на­валилась куча всяких дел. Вчера Ал. Вас. прислала из Мо­сквы бандеролью бумагу (мою, латвийскую). Правда, не­много, но мы очень этой бумаге обрадовались, а Звэра даже заплакала, когда увидела, что бандероль связана москов­ским шнурочком от пирожных. Часть этой бумаги завтра вышлем тебе, но несчастье в том, что до сих нор мы тол­ком не знаем твоего адреса (может быть, мы такие бес­толковые). Пошлем, как всегда. Сегодня в Москву едет Шкловский (он отвез вчера Китю в Талгар, в Рязанское артиллерийское училище). Едет он в великом смятении и через месяц надеется вернуться. Мы посылаем с ним ма­ленькую посылочку Ал. Вас. Из Москвы Шкловский при­везет нам кое-какие вещи, если их раньше не привезет в Барнаул Таиров (он уехал на две недели в Москву, и я послал ему телеграмму с просьбой захватить в Барнаул посылку для меня от Ал. Вас). Шторм прислал письмо из Барнаула — восторженное. Я не помню — писал ли я тебе, что и Таиров прислал мне письмо и вызовы для меня и Звэры... Таиров пишет, что в Барнауле — очень хо­рошая рыбная ловля (на Оби и озерах). План такой — примерно 1-го августа мы едем в Барнаул, потом в конце августа — в Сталинабад и к тебе. Тогда и решим весь «во­прос» с переездом.

Вчера я наконец окончил пьесу для МХАТа. Вышла большая пьеса, но сократить ее довольно легко. Повожусь еще дня два. Пьесу для Завадского («Рыцари») напишу быстро. У нас тихо. Приходит Луговской, Мальва, Смолич. Коля исчез, так как к нему приехал какой-то приятель из Ленинграда. Я выступал на днях в очень тяжелом госпи­тале, среди безруких и безногих (обрубков). Было жутко и трудно, но все обошлось очень хорошо.

— тот рассказ, что тебе понравился («Струна»), уже отправлен в Америку. Просят еще... Звэра говорит, что у меня после твоего отъезда испортился характер (но не по отношению к ней). Я начал резко разговаривать с людьми,— на боль­шом собрании киношников, актеров и писателей (устроен­ном Завадским) выступил против киношников. Киношпи­ки угрюмо молчали...

От Рувима до сих пор нет ответа из Солотчи на теле­граммы. Судя по рассказам приезжающих — там плохо со связью, в Рязани. Целую тебя крепко-крепко. Я устал из-за пьесы и из-за множества писем, которые сегодня напи­сал. Между прочим, послал «Бел. кроликов» (сценарий) в «Знамя».

Еще раз целую. Твой Коста.

— все время си­дит в йогах и о чем-то думает.

—Никита Викторович Шкловский—сын В. Б. Шкловского.

Раздел сайта: