Р. И. ФРАЕРМАНУ
8 мая 1942 г. Алма-Ата
Рувец, дорогой мой, не писал я Вам очень долго. Все надеялся — так же, как и все мы,— что Вы скоро приедете к нам с Валей — прийти в себя, передохнуть и поправиться. Это было бы большое счастье для всех. Я до сих пор еще не теряю надежды.
Не знаю, почему Каплер ничего не мог добиться — он человек обязательный и энергичный. Я телеграфировал Вам относительно Ортенберга. Это все же выход. Все же это работа в Москве, связанная с относительно спокойной жизнью. Не понимаю, почему так вцепились в Вас, когда шатается без дела множество молодых писателей и журналистов. Необходимо настоять на своем и добиться этого во что бы то ни стало. Это нужно не только потому, что Вы больны и измучены, но еще и потому, что, работая как писатель, Вы принесете в тысячу раз больше пользы, чем если Вы будете заниматься не своим газетным делом. (Кстати, газетчики уже успели все зашаблонить и заскуч-нить до крайности.)
Все еще надеюсь. Не помню — писал ли я Вам, что нашелся Ваня Халтурин. Оп в школе мотоциклистом, где-то в Горьковской области. Шкловский получил от пего письмо, но, как водится, потерял адрес и никак не может его найти и дать мне.
То, что Вы пишете о москвичах и Союзе писателей, происходит и здесь, но только в гораздо более грубой форме. Одно только хорошо, что мы, москвичи, живем очень дружно.
Если бы вы знали, Рувец, как мне хочется увидеть Вас п поговорить обо всем, что мы переживаем, и о будущем. Никогда еще нас так далеко не отрывало друг от друга. Много бы я дал за то, чтобы быть сейчас в Москве, поехать нам в госпиталь и, наконец, увидеть Вас.
Мы все надеемся, что к лету удастся вернуться в Москву. Я мог бы и сейчас вернуться в Москву, но только один. Семьи в Москву не пускают. Но отрываться на 5000 километров от Вали и Серого — нельзя. При первой же возможиости вернемся все вместе. Что слышно из Солотчи? На днях поэт Семынин (он живет здесь, чудесный человек) получил письмо от своих друзей из Белоомута. Они пишут, что там (по нынешним временам) прекрасно. А ведь это от Солотчи в 40 километрах. Если бы можно было переехать в Солотчу,— я готов был бы там голодать, лишь бы увидеть хотя бы один лист ивы на Прорве. Теперь я понимаю, почему люди умирают от тоски по родине, от ностальгии.
— сейчас же пришлите телеграмму.
Я много работаю. Написал семь рассказов (для американских газет, они уже напечатаны), два сценария, сейчас пишу пьесу для МХАТа. Работать трудно,— быстро устаю, стал «плох здоровьем». Только работой спасаюсь от тревоги, от постоянных мыслей о всем, что происходит. Валя возится с кормежкой — на это уходят все дни. Сережа препарирует трупы в медицинском и-те, очень этим увлекается. Даже Фунтик работает, снимается в картине Маршака «Юный Фриц», зарабатывает себе «на кусок хлеба». Каждый день у нас бывает Коля Харджиев, Жоржик (совершенно высохший), очень часто Мальва с Бубкой. Пайка слегка психует. Миша Навашин занимается всем, чем угодно, кроме ботаники.
Сейчас здесь изумительная, совершенно неправдоподобная весна — весь город (это не город, а громадный парк) в цвету, шумят арыки, жара, за окнами сверкает спежный Тянь-Шань, но все это — «напрасная красота». Иногда прибегает Шкловский (тоже психующий), приходят благожелательный Квитко, Семынин, Зощенко (человек печальный и загадочный).
Пишу я растрепанно, совсем не о том, о чем бы надо написать. Я мог бы целые страницы писать Вам, Рувец, о том, о чем я думаю почти непрерывно, как одержимый,— о мире, победе, покое, о дороге на Черное озеро, о старых деревьях в саду у старушек, о прошлом — будет ли все это?
Пишите подробно обо всем. Как Валж Д. б., очень измучилась...
Если все уладится — приезжайте сюда, не раздумывая. Дорога (по теперешним понятиям) нетрудная,— всего 12 дней. Мы общими силами Вас здесь поправим. Здесь отдохнете, напишете сценарий, а потом, м. б., все вместе двинем обратно.
Целую Вас и Валю крепко. Наша Валя и Сережа целуют Вас и Валю. Не сердитесь за молчание. Вспоминаем Вас почти непрерывно.
Ваш Коста.
— Д. Вадимов) — главный редактор газеты «Красная звезда» в 1941—1943 гг.