Паустовский К. Г. - Навашиной В. В., 29 августа 1938 г.

В. В. НАВАШИНОЙ

29 августа 1938 г. Солотча

<…> Только сейчас я остался один и могу спокойно написать тебе письмо. 27-го я поехал (на ужасном авто­бусе) в Рязанский театр. В театре созвали всех актеров, вызвали представителей газеты, партийного комитета и комсомола, и началось заседание. Длилось оно три часа, мне пришлось много говорить. Актеры — провинциаль­ные, напыщенные, режиссер — старый, усталый от соро­калетней работы человек, которому, очевидно, все надо­ело до смерти — и спектакли, и актеры, и совещания. Ак­теры ссорятся. В общем — халтура, они хотят за месяц сде­лать спектакль, но у них нет даже художника (если не считать рязанского живописца вывесок, который говорит «Еспания»), страшное убожество. На совещании я сидел в пыли, в духоте, в жаре и думал только о том, как бы уд­рать поскорее в Солотчу. Совещание окончилось в 7 часов, машину они достали только в 9 часов. Домой я приехал в половине одиннадцатого и с наслаждением лег в беседке — в сможести и прохладе, но в 5 часов утра меня разбуди­ли,— приехали на машине из Москвы Дудин, режиссер «Гончих Псов» Казанский (очень милый человек) и долго­вязый шофер Коля. Нельзя сказать, чтобы я был очень рад их приезду,— было много возни, чтобы их накормить и устроить, мне же хотелось побыть в тишине и одиночестве. После чая взяли удочки и поехали на машине (Ml) на Сегден,— ехали всего двадцать минут. Весь день провели на Сегдене и на Черненьком озере. Все трое были в вос­торге. Поймали полведра окуней. У Зотовых была сенса­ция,— катали в машине Васю и всю сегденскую детвору. Когда мы уезжали (уже в темноте), Вася прибежал из лесу и притащил для тебя букет вереска,— очень просил, чтобы с ним осторожно обращались. Он очень к нам всем привязан.

­рить, оказалось, ие о чем), на самом же деле, чтобы поло­вить рыбу. Я послал с ним тебе в Москву вереск и посыл­ку,— написать ие успел,— перед отъездом (они уехали се­годня на рассвете) была страшная спешка,— им сказали, что в Рязани в 6 часов разводят на два часа плашкот, и они собрались буквально в одну минуту. Забыли здесь и рыбу, и громадный арбуз — если Миша приедет завтра (только что Манька притащила твою телеграмму), то мы вдвоем его съедим.

­щена до того, что ни слова мне не сказала о том, что Ду­дин сломал сиденье на стуле. Очевидно, появление маши­ны, по мнению старухи, очень подпило ее (старухин) авторитет в Солотче.

Сейчас опять тихо, чисто, и я, когда окончу это письмо, буду писать рассказ <...>

Расцвело несколько белых астр. Черный кот сидит на пороге, моется и кланяется Звэре и Серому. Дивного пере­вели поближе к бане,— очевидно, старуха уже считает меня его хозяином. Утка пахально кричит в дверях, тре­бует червей.

— когда все-таки он приедет и приедет лп вообще <...>.

Твой Па-Пауст.