Е. С. ЗАГОРСКОЙ
14 декабря 1915 г. Городня
Хатидже, моя далекая нежная девочка — почему так долго нет писем от тебя. Идут дни, и каждый день обесцвечен и сер, словно глуше и тревожнее становится мое одиночество, мои холодные вечера при свече, за чтением красивых и мудрых книг,— если нет твоих звонких, молодых писем.
Я был болен. Мне не позволяли ни писать, на читать. Я лежал шесть дней в своей избе. Днем в окна глядело скучное зимнее солнце. По вечерам тускло горела свеча, у меня начинался жар, и это было мое лучшее время... .
В серости дней, в долгих тягучих ночах, когда звезды мутно глядят сквозь старые стекла окоп, среди сутолки войны, среди людей с дряхлой испуганной душой — я один. Я стал важен и мягок, мне радостно дарить людям ласку и теплоту. Мне радостно ласкать всех,— и моего коня, кроткого и терпеливого, и черного кудлатого пуделя, который бегает за мной по пятам, ласкать глазами опаловую снежность полей, и небо, и звезды, те звезды, что летом горят над морем, фосфористые и дрожащие.
Я был болен,— я не писал тебе об этом, Хатидже, пока все не определилось. К тому же это такие пустяки. Из ранки на ноге получилось воспаление, потом заражение и еще что-то. Все это остановили в самом начале. Теперь все прошло, дня через два уже одену сапог, через три — выйду отсюда.
Эмма пишет сдержанно-ласковые письма. Тоскует. Вспоминает тебя. Первый раз в своих письмах он заговорил о женщине — ты победил, Галилеянин!
Сегодня получил открытку от Елены Степановны. Ее открытка меня немного успокоила, я ведь тревожился,— было немного, совсем немного жутко ехать в Ефремов. Жутко и радостно.
Слушай, девочка, неужели я буду у тебя и будет топиться печка (как пишет сестра), а в соседней комнате на столе будет стоять ветчина и поросенок (об этом тоже пишет сестра). Есть у вас в Ефремове дети? Если нет, то я не приеду. Устраивают ли у вас в городе елки? Можно ли достать верховую лошадь? Если нельзя, то я не приеду.
тых очках с безмолвными женами и воспитанными детьми. Может быть, у Вас живут учительницы с серьезными запросами,— марксистки и народницы. На открытке, которую прислала сестра,— курьезная улочка, лавочки Голоктеева и стоят лабазники в зипунах — все это очень занятно.
Только что Андрей долго и подробно докладывал о возмутительном случае, Маркиз укусил за ногу сивую кобылу — «он завсегда такую подлую физиономию (привычку) мает». Вопрос сложный. Теперь надо Маркиза наказать,— запречь его завтра в фурманку. Я слушаю его рассказы о лошадях, и мне досадно — как хорошо бы вместе с тобой скакать верхом по запушенной снегом лесной дороге.
Когда приеду — расскажу все. Близкий отъезд так радостно волнует меня, что я не могу писать,— все дни дурачусь и привожу в ужас фельдшерицу Софью Львовну, народницу. «Этот бедный, несчастный, слепой народ!» Лечила она меня очень заботливо, хотя и спорили мы с ней каждый вечер до головокружения. Приносился Вронский, «маленький рыцарь», верхом на надушенной лошади. Иногда у нас бывает весело.
Говоря по совести,— не стоило бы ехать к Вам,— Вы упорно молчите, миледи, и это действует на меня так скверно. Если бы я получил во время болезни хотя бы одно только письмо, маленькое, нацарапанное каракулями письмо, я выздоровел бы скорее и раньше бы выехал. Сестре пишу отдельно. Привет.
Боже, как скоро. Целую. Твой Котик.
Примечания
Опубликовано (с сокращениями) в «Поэтическом излучении».
«Ты победил. Галилеянин!» — восклицание, приписываемое римскому императору Юлиану Отступнику, который, борясь с христианством, стремился восстановить в Римской империи языческий культ, но, смертельно раненный в сражении с персами, признал правоту христианства (Христос был уроженцем Галилеи).
Елена Степановна — старшая сестра Екатерины Степановны Загорской.