Действие третье
Картина пятая
Лавка сельпо. Раннее утро. Ставни на окнах еще закрыты, но в щели бьет полосками солнечный свет. Из задней комнаты слышится густой храп.
В лавку входит, крадучись, Нюрка. Подходит к солнечной полосе около ставни, подставляет под нее руку и любуется – на ладони у Нюрки сверкает стальное колечко.
Нюрка. Ух и здорово! Я ночью глаза продрала, гляжу – светло! Я к окну. А снега нету. Ни крупинки. Я мигом в лес. На полянку. А оно, колечко, лежит около пенька, поблескивает. Поспела я раньше Варюшки. Пусть она теперь его поищет! Черта с два найдет! (Поворачивается к двери, из-за которой слышится храп.) Я теперь тебе покажу, папаня, как меня за косы драть! Машину себе куплю легковую, завалю конфетками и буду всюду кататься, сосать конфетки. В самую Москву поеду. Поглядеть на футбол.
Стук в ставень. Нюрка прячется за пустую бочку. Из задней комнаты выходит Леденцов, босой, растрепанный.
Леденцов. Чего колотите ни свет ни заря! Чего надо?
Конюх (за окном). Открой, Кузьма Леоньтьич. Происшествие!
Леденцов. Очертели вы мне со своими происшествиями. (Открывает ставень и отступает, пораженный.) Мать честная! А где же снег? Где зима?
Конюх (за окном). Вот то-то и оно! А ты спишь. Я на телеге уже выехал. Не на санях.
(отворяет тяжелую дверь на улицу). Прямо весна!
Конюх (входит). Река тронулась. Народ шумит по всему селу. Сроду такой быстрой весны не бывало.
Торопливо входит деревенский сапожник. Он в кожаном фартуке. В руках у него – сапог и колодка. На лбу – ремешок. Сапожник немного глуховат.
Сапожник (кричит уже с порога). Какое этому может быть научное объяснение?
Леденцов. Ученые все объяснят.
Сапожник. Га? Не объяснят, говоришь? А я говорю, объяснят. Давай спорить.
Леденцов. Больно нужно мне с тобой спорить.
Сапожник. В науку не веруешь! Мозги прохлопал на счетах.
Появляется Анисья с козой. Привязывает козу к двери.
Анисья. Ой, милые! Ой, сердешные! Ой, родимые мои! Я ночью пробудилась, а земля так вся и гудит, так и гудит. Снег с нее сходит. Льет с крыш, с деревьев – прямо всемирный потоп. Даже коза маленько смутилась, присмирела.
. Пойти умыться, что ли. Поспать уже не успею. Такое событие.
Конюх и сапожник продолжают шумно спорить. Сапожник все кричит: «Нет, ты погоди! Мне не доказывай! Я и сам с усами!»
Нюрка (за бочкой). Попробовать разве колечко? С какого только пальца? По порядку буду пробовать – с большого.
Нюрка старается надеть колечко на большой палец. Рука у нее срывается. Нюрка ударяет локтем по стене. Дребезжит посуда. Большая цинковая лохань, что стоит на верхней полке, медленно сползает с полки и падает на Анисью Анисья опрокидывает бочонок с солеными огурцами и с размаху садится на пол.
Леденцов (кричит из соседней комнаты). Опять коза?
Анисья (стонет). Да какая там коза! Ой, смертушка моя! Ой, родимые, вся изломалась!
Входит Леденцов. Нюрка снова ударяет локтем в стену. С полки падает железное ведро, ударяет Леденцова и отлетает в сторону. Нюрка прыскает ит смеху за бочкой. Конюх и сапожник отступают к дверям.
Сапожник (кричит). Какое этому может быть научное объяснение?
Анисья. Ох, косточки мои! (Сердито.) Встать бы пособили, невежи! Стоят, как истуканы. Старуха в рассоле валяется, а им хоть бы что!
Леденцов (бросается к Нюрке). Понятно! Опять ты нашкодила!
Нюрка. Да не я это. Не я! Это оно. Колечко!
Леденцов (хватает Нюрку). Ох и будет тебе выволочка!
С улицы доносится яростный лай собак. Испуганно кудахчут куры. Где-то поблизости тревожно бьют в рельсу. Взвизгивает лошадь, потом слышен топот и грохот колес.
Конюх. Лошадь никак понесла! Анисья. Горит где, что ли?
Конюх бросается к двери. Навстречу ему врывается перепуганный Паня. «Идет!» – кричит он и мечется по лавке, ища, где бы спрятаться. Конюх отшатывается от двери и торопливо стаскивает шапку. Коза взвивается на дыбы, обрывает веревку и прыгает за пустые ящики Слышен тяжелый скрип ступенек на крылечке. В дверях появляется Страходер.
Страходер. Тихо! Без паники. Разговор будет короткий.
Анисья (низко кланяется медведю, взявшись за широкую юбку и стараясь закрыть юбкой козу). Ой, родимец! Сколько про тебя наслышана, а только нынче сподобилась повидать.
Сапожник. Медведь в лавке! Какое этому может быть научное объяснение?
Страходер. Объяснение сейчас воспоследует. Двери все замкните, чтобы девчонка эта не убегла.
он приоткрывает дверь, как бы желая удрать, но каждый раз передумывает и остается в лавке.
Леденцов (Страходеру). Разрешите спросить, по какому делу пожаловали?
Нюрка. Я боюся! Он тогда в лесу за мной гнался, да спотыкнулся. А то бы задрал.
Страходер рычит на Нюрку.
Леденцов (Нюрке). Помолчи!
Страходер. Дело у меня простое. Вот эта девчонка, Нюрка, меня обманула, подружку свою, Варюшу, в неминучей опасности кинула, сама удрала да еще наклепала на меня, будто я ту Варюшу задрал. А намедни утром стальной перстенек, что Варюша в лесу обронила, она, эта самая Нюрка, бессовестная, спозаранку украла.
Леденцов. Это, гражданин, доказать надо. А то я могу вас за клевету притянуть.
Страходер. Я по ее следам сюда и пришел. А доказательство – вон оно! Перстенек-то у нее на руке!
Анисья (заискивает перед медведем). Исхулиганилась девка. Чего только отец родной смотрит!
Нюрка. Он на меня наговаривает! Провалиться мне на этом месте – наговаривает.
Леденцов
Нюрка. Не отда-ам! Я его нашла. Чего он ко мне привязался, медведь этот проклятый.
Сапожник (Страходеру). Твое дело – в лесу хозяевать. А до людей ты не касайся.
Страходер. А я желаю касаться.
Сапожник. Нету такого закона, чтобы медведь мозги людям вправлял.
Страходер. А я вправлю!
Сапожник (подскакивает к Страходеру). Ты мне не доказывай. Я сам с усами!
Страходер. А ты не шуми. А то я та-ак махну!
Сапожник отступает.
(Подмигивает Леденцову.) Ну, Кузьма Леонтьич, человек ты хороший, а девчонка у тебя – никуда! Врет и врет бесперечь да еще не краснеет. Не надо ей, значит, и небо коптить. И потому такое мое решение: задрать ее без отсрочки. (Идет, переваливаясь, к Нюрке.)
(заслоняет Нюрку). Это как понимать, гражданин?
Страходер. А вот так! (Хватает Нюрку, но она вырывается, вскакивает на прилавок.)
Конюх. В ведра колотите чем ни попало. В ведра! Он этого слышать не может.
Паня начинает колотить в ведро. Сапожник бросается на Страходера, но тот легонько его отталкивает, и сапожник с грохотом падает на пол.
Страходер. Ага! Вот вы как! (Снова бросается на Нюрку.)
Паня повисает у него на одной лапе, а сапожник на другой и не дают ему двинуться.
Паня. Не надо, дедушка. Ты накажи ее, не задирай!
Страходер (кричит с наигранной яростью). Пу-ститя-я-я-я!! А то я за себя не отвечаю! Вам говорят, пуститя-я-я!
Коза вырывается из-за ящика и бьет медведя сзади рогами. Медведь, сапожник и Паня падают.
Конюх (с восхищением). Ну и яд коза!
Страходер Твоя коза?
Анисья (кланяется). Не гневайся, батюшка!
Страходер. Я той козе все равно рога обломаю. (Замечает, что Нюрка пробирается в заднюю комнату.), Куда-а? (Отшвыривает от себя сапожника и Паню и идет на Нюрку.)
В это время в дверь мимо конюха протискивается Варюша. Платок у нее сбился с русой головы. Варюша, видно, быстро бежала и запыхалась. Вслед за Варюшей в дверях появляется девушка.
Девушка (Страходеру). Брось! Ты это что?!
Страходер (отпускает Нюрку, садится на пол, вытирает лапой пот). Я, государыня, ее только пугнуть хотел. Да разве я всерьез? (Хихикает.) И-и-и, господи! И подумают же люди такое! А пугнуть ее давно следовало.
Леденцов
Страходер. У меня характер такой.
Девушка (Страходеру). Ступай в лес. И больше по деревням не шатайся.
Страходер. Сейчас, государыня. Взмок я, устал. Дай отдышаться.
Конюх. Нрав, конечно, вспыльчивый. А что с них взять – медведь и есть медведь.
Страходер (конюху). Поговори у меня!
Конюх. Да я ничего… Я к вам всегда с уважением.
Анисья. Девчонку эту давно бы надо привести в сознание. Чего только выкидывает! Колечко вот украла. Думала небось, дуреха, что оно волшебное, что как наденет его, так и пойдет ходить в шелках-бархатах.
Паня. И Варюшу обидела. Ни за что.
Конюх. И медведя обманула.
Нюрка стоит потупившись и плачет.
Леденцов. Отдай Варюше колечко. И не стыдно тебе перед людьми?
(тоже плачет). Может, к дедушке Никите пришел смертный час. А она колечко взяла. И не отдает.
Леденцов. У-у, бессовестная! Сейчас же отдай!
Нюрка (медленно подходит к Варюше, отдает ей колечко). Ты не серчай. Дай палец. Я сама тебе надену. (Надевает Варюше колечко на средний палец, прижимается головой к плечу Варюши, всхлипывает.)
Страходер. Пробрало! Я знаю, как действовать. Я, может, из нее человека сделал.
Нюрка. Я бы сама отдала. Без пугания. (Варюше.) Ты на меня не серчай.
Варюша. А я и не сержусь. Нисколько. Мне за дедушку страшно.
Страходер (Нюрке). Тебе, рыжая, не только надо прощения просить. Тебе Варюшу еще и благодарить надо. Она тебя, не глядя на твою дурость, в обиду не давала. За тебя вступилась. Она подружка настоящая. А ты, выходит, кто? Пустельга!
Нюрка (крепко держится за Варюшу). Я и сама знаю.
. Все обошлось – и ладно! (Девушке.) Да вы садитесь, гражданочка! (Пододвигает табурет, смахивает с него пыль.) Видно, тоже устали.
Девушка. Мы по медвежьим следам опрометью бежали.
Леденцов. Слышал я про вас от людей, да не знаю, как вас величать?
Девушка. Я – Весна. Я каждый год тут бываю, Анисья (всплескивает руками). А я-то гляжу, будто что-то знакомое. Глаза у тебя синие-синие, будто наши небеса по весне. И косы золотые, как солнышко. И вся ты такая легкая, светлая, и голос у тебя, милая, звенит, как ключ весенний. (Подпершись, любуется девушкой.) Да-а… А я свою красоту давно растеряла. Я красивая была, врать не буду. Вот вроде тебя.
Леденцов (насыпает на блюдце конфеты, ставит перед девушкой). Угощайтесь! Такая гостья – дорогая. Сделайте уважение.
Девушка
Леденцов. Желаю удачи. Вы к нам заглядывайте почаще.
Девушка (улыбается). Да уж раз в год. Больше нельзя.
Варюша. Пойдем скорее. А то за деда мне боязно.
Девушка. Пойдем, милая.
Нюрка. А меня возьмете?
Паня. И меня!
Девушка. Идемте.
Нюрка. Я озоровать больше не буду. Я деду сахару понесу. И чаю. Он любит.
Леденцов (отсыпает в кулек сахар). Вот так бы давно!
Страходер (девушке).
Девушка. Хорошо.
Страходер (Леденцову). Нюрка мое ведерко берестяное унесла. А я без него как без рук.
Нюрка. Я его на дороге кинула. Я его вам найду, дедушка.
Страходер. Пока найдешь, что я буду делать?
Леденцов. Да бери любое. Ведер много.
Страходер. Они жестяные. Гремят. Я их терпеть не могу, эти ведра. Мне бы берестяное.
Леденцов. Такого товара не держим.
Страходер. Ну ладно, давай. Покамест берестяное найдется.
Леденцов (насыпает в ведро жамок и орехов, подает Страходеру). От меня. В благодарность. За то, что Нюрку мою проучил.
(кланяется). А мы вас обратно благодарим, Кузьма Леонтьич.
Леденцов (кланяется). Не стоит вашей благодарности. Я для вас всей душой.
Страходер (кланяется). И мы к вам с полным расположением.
Леденцов (кланяется). Захаживайте, не забывайте, мы вам завсегда рады будем.
Страходер (кланяется). Беспременно как-нибудь забегу. На огонек. Покурить.
Леденцов (кланяется). Чайку попить с баранками. Я для хорошего человека ничего не жалею.
Страходер (кланяется).
Девушка. Да будет вам кланяться. Идти пора, Михайло Власьевич.
Все низко кланяются девушке. Девушка, Варюша, Нюрка и Паня уходят. Страходер пятится к двери, кланяется, мотает головой.
Страходер. Нижайшее вам почтение. Не взыщите за беспокойство.
Все (кланяются). И вам также! Чем богаты, тем и рады!
Картина шестая
Изба Никиты. Оконца завешены. Полумрак. Только слабо светятся распустившиеся в жестяных банках цветы. Никита, укрытый тулупом, лежит на лавке. Кутыркин топит печку.
Кутыркин. Окончательно помирает старик. Все ему холодно. Окна велел завесить. И печь затопить. А она дымит, в лесу ветер сырой, теплый. Весна!
Никита (вполголоса). Варь? А Варь?
Кутыркин. Нету ее. Еще не воротилась. Это я, дед, виноват. Придумал про колечко.
Никита (едва слышно). Известно, ребенок.
. Девчоночка доверчивая. Побежала в лес, чтобы перстенек найти и принесть. Снег-то сошел. (Замолкает.) Что-то долго они его ищут.
Никита. Будь другом… Там вот… на стенке, за портретом генерала Кутузова… ключик висит. От сундука. Возьми его, отомкни сундук…
Кутыркин (осторожно снимает портрет Кутузова). Хоро-ош полководец! Фельдмаршал! (Снимает со стены ключ, вешает портрет на место.) Смекалистый, видать, был старик, даром что с виду простой. (Открывает со звоном сундук.) Чего доставать?
Никита. Там егорьевский крест лежит. Мне был ладен за Порт-Артур. Самим генералом Кондратенко. И свечечка еще там восковая. Достань.
Кутыркин (бережно достает георгиевский крест). Солдатский Георгий. Да ты, видать, был герой.
Никита. Был, да сплыл. Крест этот ты мне на грудь приколи. Пущай со мной в могилу пойдет.
. А свечка зачем?
Никита. В ногах у меня засвети.
Кутыркин. Да ты что! Вправду помирать приготовился? Георгиевский кавалер, а перед смертью сдаешься.
Никита. Силы у меня нет сейчас с тобой спорить. Раз есть у человека последнее желание, ты, сапер, должен его исполнять. По воинской дисциплине.
Кутыркин. Это, конечно, так. Каждый умирает по своему усмотрению. (Прикалывает георгиевский крест к груди Никиты, прилепляет у него в ногах на скамье свечку и зажигает ее.)
Никита (тихо зовет). Варь?.. А Варь? Что ж это ты, бедовая какая! Деда кинула в последний час.
Кутыркин. Ты не тревожься. Варюшу я к себе возьму, выведу в люди. Это дело решенное. Так что ты помирай совершенно спокойно.
Никита. Спасибо, сапер.
Кутыркин. Не стоит благодарности.
Эх, дела! Весна обещалась его вылечить, да, знать, забыла. Не идет. (Замолкает. Трещит огонек свечи.) Дед!.. А дед!
Никита молчит.
Ты бы откликнулся. Неужто уже успокоился? (Подходит к Никите, медленно снимает фуражку.) Так и есть! Помер герой Порт-Артура. Помер старик, да будет ему вечная трудовая слава. И память.
За стеной голоса, но Кутыркин, очевидно, их не слышит. Голоса приближаются. В избу вбегает Варюша. Останавливается, смотрит на Никиту, вскрикивает, бросается к нему, обнимает его голову, плачет.
За Варюшей быстро входит девушка, а за ней, стараясь не шуметь, – Нюрка, Паня и Страходер. Страходер взмахивает лапами, валится на колени и кланяется до полу Никите. Все молчат.
Варюша подымается, судорожно вертит колечко на среднем пальце, с надеждой смотрит на Никиту, но он лежит все так же неподвижно. Варюша бросается к девушке, прижимается к ней. Та ласково гладит ее по волосам.
Нюрка (шепотом). Отказало колечко. Испортилось. Не берет.
Паня (тихо). Замолчи, дуреха!
Варюша. Опоздали мы! Опоздали! (Срывает колечко и бросает его на пол.)
Нюрка быстро подхватывает колечко и прячет за пазуху.
Девушка (Подходит к Никите, прижимается щекой к его губам, слушает.)
Все смотрят на нее. Неожиданно девушка улыбается, оборачивается и гасит свечу в ногах у Никиты.
Кутыркин. Неужто живой? Девушка. Чуть дышит. Отворите все окна. И дверь. Поскорей!
Все бросаются к окнам, отодвигают занавески, распахивают окна, открывают дверь наружу. Только Страходер все лежит, уткнувшись головой в пол.
Нюрка (толкает его). Вставай! Ишь разлегся! Дед еще живой, не помер.
Страходер медленно подымается.
Девушка. Надо бы воздухом весенним и теплом всю избу продуть. Насквозь.
Страходер. Может, стенку выломать, государыня? А то оконца тут совсем ничтожные, воздуху не пропускают.
Девушка. Хорошо! Только потом поставишь на место.
Страходер. Обязательно. Это мы мигом! (Кутыркину.) Ты, сержант, валяй наружу, поддерживай. Чтобы стенку легко спустить. А я навалюсь.
Кутыркин с Паней и Нюркой выходят из избы. Страходер примеривается, нажимает спиной на стенку.
. Ты всей силой не жми! Аккуратнее! – Страходер. Нам это, брат, не впервой – избы разваливать. Нашелся учитель.
Стенка с треском отходит и валится наружу. Кутыркин, Паня и Нюрка поддерживают ее и осторожно опускают на траву.
(Вздыхает.) Ну, благодать!
В избу врывается утренний свет и веселый шум леса. Лес еще без листвы – сырой, апрельский. Никита лежит все так же неподвижно.
Одного весеннего воздуха, видать, маловато. Болезнь его еще крепко держит. Тут бы надо, чтобы цветами повеяло, медовыми травами.
Девушка. Хорошо! (Выходит наружу, прикладывает ладони к губам, кричит: «Ау!»)
Тотчас из леса выходят два очень низеньких и добродушных пожилых мужичка-лесовика.
Они снимают шапки и кланяются всем в пояс.
Мужички. Мы – здешние жители, берлог хранители, дятлов служители, лесных пожаров гасители, всяких птах и зверей покровители. Что прикажешь, государыня, то и сделаем, потому мы от работы не бегаем.
Девушка. Ступайте в лес. По оврагам, по норам звериным, по чащобам, по всем полянам лесным. Кланяйтесь на все стороны и говорите – я приказала: пусть тотчас прорастает трава и зацветают все, какие есть, цветы – и черемуха, и ландыш, и прилеска, и петров крест. Пусть птицы лесные подымутся к небу, разгонят все тучи, чтобы солнце жарко пригрело весь этот край.
Мужички исчезают. Тотчас из-под земли начинает прорастать трава, подымаются цветы, и уже качаются и звенят вокруг избы сотни белых колокольчиков-ландышей. Деревья одеваются на глазах свежей пушистой зеленью, расцветает черемуха, распрямляются свернутые спиралью листья папоротника.
Тучи расходятся. Огромное жаркое солнце горит над расцветающим лесом. Поют сотни птиц.
Страходер (хлопает себя по бокам, лапами)
Порыв ветра. Черемуховые лепестки густо летят в избу. Сквозь них почти ничего не видно.
Кутыркин. Черемухой метет. Будто снегом. А запах какой! От него от одного жизнь воротится.
Нюрка. Панька-а-а!
Паня. Чего?
Нюрка. Я боюся-я-я!
Паня. Стой, где стоишь, дуреха! Сейчас пройдет.
Голос Никиты. Варюша! Ты пришла ай нет?
Варюша. Дедушка! (Бросается к Никите.)
Порыв ветра проходит. Лепестки опускаются на землю. Никита медленно садится на лавке, опирается на Варюшу, глубоко дышит.
Никита. Жизнь из меня вытекла. Может, одна какая капля осталась. А сейчас чую, будто окунули меня в целебную воду. И дыхание легкое, и сердце колотится ровно, и глаза глядят зорко. До чего хорошо!
Страходер. Государыню Весну благодари. Это она для тебя постаралась. Раньше времени снег согнала, пустила в рост цветы да травы.
Никита. Спасибо великое!
Был я как этот лес. Дерева в нем всю зиму стояли мертвые, прихватило их стужей до самого сердца, а пришла ты, Весна, – распушились и пошли одеваться клейким листом. Так и я.
Варюша прижимается к девушке, смотрит на нее благодарными глазами. В лесу начинает куковать кукушка.
Послушаем, сколько она мне годов напророчит.
Все (считают до десяти). Один, два, три…
Никита. Этого мне маловато.
Нюрка. А я, дедушка, сколько хочешь тебе жизни прибавлю. Вот через это колечко. (Показывает колечко.)
Никита. Колечко, милая, ежели вникнуть, – одно баловство. Сердце у человека должно быть широкое, руки должны работу любить, глаза – лицезрение, а голова – мысли. Тогда и без колечка сто лет проживешь.
Нюрка. А я хочу поглядеть через то колечко на весь белый свет с его чудесами.
Паня. Мне тоже охота.
Варюша. И мне!
Никита. Белый свет, конечно, вещь серьезная. Только по мне лучше этого леса, и села, и нашей реки нету ничего на земле. Сколько по свету ни езди, а всегда на родное место воротишься. Бегом, брат, прибежишь. Посмотришь там на какие ни на есть чудеса, океаны, дерева, что в поднебесье уходят, скажем, слонов, да китов, да великие разные города, а все равно милее этого горицвета, что пробился в щелке на пороге, ничего не узнаешь. Своя земля – как мать. Ее позабыть нельзя, и любить ее надо не на жизнь, а на смерть.
Кутыркин. Это точно. Вполне согласен.
. Да… Белый свет! Он кому белый, а кому и черный. Вот один из моих дядьев, Потаи, – да ты его знаешь, Никита Егорыч, такой медведь, малость лысоватый – попал в цирк. И начал его возить тот цирк но всему белому свету, по Европам. Жизнь, рассказывал, прямо собачья. Никудышная жизнь! День в клетке сиди, а вечером перед народом выламывайся. Стой на передних лапах вниз головой на деревянном шару. А задними болтай. И бант еще тебе на шею привяжут. Так это еще милость. А то заставят на велосипеде круг цирка кататься. Спицы, рассказывал, всю шерсть из лап повыдерут. А народ хохочет. Прямо и срам и горе! И не обо что даже когти поточить. Ни одного дерева нету. А какие и есть на улице деревья, так вокруг них тоже железные клетки понаделаны. Потап терпел, терпел, да и убег. Воротился домой и, верите ли, заплакал. Сидит, ревмя ревет, всю шкуру слезами замочил, а лапой по своей земле все гладит, радуется. Землянику сгребает и – прямо в пасть!
Кутыркин. Звери тоже к родному месту привязаны.
Из лесу появляются мужички-лесовики. Кланяются Никите.
Мужички. С выздоровлением вас, Никита Егорыч.
Никита. Спасибо вам, лесовики.
Мужички (девушке). Звери просятся прийти на тебя поглядеть. Разрешишь, государыня?
Девушка. Я их сама давно не видала. Соскучилась даже.
Из лесу выходят и подползают к ногам девушки лисы, барсуки и полки. Она треплет их по грубой шерсти. Страходер все время рычит.
Паня (Страходеру). Чего ты рычишь?
Страходер. Для острастки. Это звери лесные, серые. Они обхождения не знают.
За волками подползает молодой медведь.
(кричит ему). Как ползешь! Держи голову выше. Не забывай, где находишься!
Молодой медведь подползает. Девушка и дети гладят его по косматой голове. Медведь лижет Варюшу в лицо. Варюша смеется.
Он ничего, ласковый. (Похлопывает молодого медведя по спине.) Внучатный племянничек мой! Ну, ступай. На тебе на дорогу гостинец. (Дает молодому медведю несколько жамок из того ведра, что подарил ему Леденцов.)
Молодой медведь убегает, оглядываясь Все ласково смотрят ему вслед.
Кутыркин. За пять минут весь лес зацвел. Полная получилась весна. (Девушке.) И звери пришли тебя поздравить с благополучным прибытием. Чудесное происшествие!
Никита. Был бы ты человек приметливый, так знал бы, что все вот это (показывает на лес) идет своим ходом. Только нынче побыстрее, чем следует. Отсюда и твое удивление. А я, брат, удивляюсь с малых лет и никак наудивляться не могу – до чего хорош белый свет. (Показывает на девушку.) А все ее работа. Трудная, надо думать, должность, (Варюше.)
Мужички-лесовики выдвигают стол на середину избы. Варюша накрывает его суровой скатертью, расставляет на столе небогатую закуску. Паня приносит в ведре из озера воду. Кутыркин растапливает самовар.
Страходер (Кутыркину). Так он у тебя до вечера не вскипит. Садись.
Кутыркин. Чего?
Страходер. Садись, говорю! Давай ногу! (Стаскивает с ноги у Кутыркина сапог.) Сапогом мы его мигом вздуем.
Кутыркин. Ногу не оторви, сиволапый.
Из-за угла в избу с опаской заглядывает Анисья.
Анисья. Батюшки! А я-то думала, что кончается Никита, спохватилась, бегла, бегла как одурелая. Надо, думаю, проведать деда. Самой тоже не бог весть сколько жизни осталось. А у них тут чаи да сахары! Да веселье! Неужто ожил, дед?
Никита. Ожил. Весна меня к жизни вернула.
Анисья (входит с козой). А (Замечает Страходера.) Господи, и Михайло Власьевич здесь! И сержант! (Кланяется Кутыркину.) А это кто такие? Николи не видала таких мужичков. Парамоновские, что ли? Или из Шилохвостова?
Мужички (кланяются Анисье). Мы из села Лисья Нора, из района Лесная Гора, а из области Грибной да Дремучей.
Анисья кланяется мужичкам.
Страходер (Анисье). Убери козу! Зрить я ее не могу. Опять бросится.
Анисья. Она второй раз не бьет. Страходер. Уваженья мне сделать не хочешь. Анисья. Да куда ж я ее дену?
Кутыркин. Привяжи к осине. Тебя же вежливо просят.
Анисья выходит из избы, привязывает козу. Входят Леденцов, конюх и сапожник.
Леденцов. Так сердце и чуяло, что пройдет твоя болезнь, Никита Егорыч. От моей махорки. (Вынимает из кармана и ставит на стол бутылку вина.)
Конюх
Сапожник. Какое этому может быть научное объяснение? И кто это в избе цельную стенку отвалил? Для какой надобности?
Паня. Страходер.
Сапожник. Все безобразничаешь, силу свою показываешь?
Страходер. Ох, ответил бы я тебе по-своему, да сердце у меня сейчас не медвежье. (Хлопает сапожника по спине.) Выпьем лучше по маленькой за здоровье Никиты Егорыча. Да за нашу Весну. (Бросает сапог Кутыркину.) Наливай, сапер. А то я эту бутылку своей лапой вдребезги раздавлю.
Кутыркин натягивает сапог, наливает всем вина.
Все (кланяются Никите). Жить вам, Никита Егорыч, двести лет, нас всех пережить и счастливому быть, вместе со внучкой своей, с Варварой Игнатьевной! (Пьют.)
Никита. Обратно и вам желаю здравствовать. Кланяйся, Варенька!
Кутыркин снова наливает всем вина.
Все (кланяются девушке). (Пьют.)
Страходер. Эх, Анисья Трофимовна, была же и ты молода. Есть тут гармонь?
Варюша достает из сундука гармонь. Конюх берет ее, растягивает и начинает играть плясовую. Страходер пляшет с Анисьей, один лесовик – с Вярюшей, а другой – с Нюркой; сапожник танцует сам по себе, покрикивает.
Кутыркин (девушке). А ты что ж загрустила? Пойдем спляшем. Я пляшу хорошо.
Девушка (тихо). Нет, солдат. Мне уже в дорогу пора. Я уйду незаметно.
Кутыркин. Куда?
Девушка. На север. Пока не дойду до холодного моря. Мне медлить нельзя.
Кутыркин. Меня возьми с собой. Я сапер. Огонь, воду прошел и медные трубы. Я тебе помогать буду.
Девушка. Не пожалеешь потом?
Кутыркин
Девушка (колеблется). Уж и не знаю, солдат… Как же быть?
Кутыркин. Ты только позволь. Я тебя охранять буду, беречь – вроде как связной при Весне.
Девушка (ласково улыбается Кутыркину). Ну что ж. Пойдем. (Протягивает Кутыркину руку, и они незаметно уходят.)
Пляска продолжается.
Паня. Глядите! Что такое? Вон, по-за озером.
Все останавливаются, смотрят. Голые леса за озером быстро одеваются пышной зеленью.
Леденцов. А где же гостья? Весна!
. И сержанта не видно.
Варюша. Неужто ушли?
Никита
Паня (показывая на озеро). Там она. Там. Оттого и дерева распустились.
Никита. Пошла Весна на север. Зашумят теперь там ручьи, запоют овраги, запестреют цветы.
(подходит к озеру, пробует лапой воду). Холодна. А то поплыть, что ли? На тот берег. С ней попрощаться. Эх, не доплыву. Стар стал. А мне охота еще раз ей в глаза поглядеть. Может, больше ее не увижу. (Закрывает глаза лапой, плачет.)
Никита
Страходер. Тебе хорошо говорить «брось». Когда у тебя Варюша есть. Такая ласковая. А у меня никого.
Варюша (бросается к Страходеру, обнимает за шею).
Никита. Что тебе одному бедовать! И нам веселее.
Анисья. Оно и вправду жалко. Старик бездетный.
. Он свое отшумел. Озоровать больше не будет.
Страходер. Ни-ни!
Конюх (смотрит на противоположный берег озера).
Все смотрят на противоположный берег. Он сверкает росой, зеленью, коврами цветов.
Никита (кланяется в ту сторону, куда ушла Весна). Прощай, милая, до будущего года. Спасибо тебе за добро, за привет!
1947
Пьеса написана в 1947 г. Напечатана под заглавием «Стальное колечко» в журнале «Нева», Ленинград, 1956, № 7.